Бенин скривил губы.
— Легче дело пока что не стало, — буркнул он.
«Не сомневаюсь, что не стало».
К сожалению, а может быть и к счастью, ни место, ни время не располагали к откровенному разговору двух профессионалов.
— Ого! — восхищенно произнесла Маз, и все остановились при виде картины, открывшейся за поворотом дорожки. Маленький искусственный овражек окружен был невысокими деревьями, и все пространство между ними и берега маленького ручейка усеивали сотни крошечных светящихся древесных лягушек, и все они пели. Причем пели слаженно, безупречно. Аккорд сменялся аккордом, и свечение их маленьких телец усиливалось и ослабевало в унисон пению. Естественная акустика оврага усиливала звучание. На целых три минуты Майлз забыл обо всем, любуясь этой абсурдной красотой, пока деликатное покашливание Форобио не нарушило очарования, и они тронулись дальше.
За пределами купола ночь была теплой, наполненной огнями и шумами столичного города. Только ночь и город, тянущиеся до горизонта и дальше.
— Я потрясен роскошью аутов, но теперь я вижу и масштабы той экономической базы, на которой она держится, — сказал Майлз Бенину.
— Конечно, — кивнул Бенин с легкой улыбкой. — Я полагаю, средний размер налогов на душу населения на Цетаганде вдвое меньше, чем на Барраяре. Как у нас говорят, император заботится о благосостоянии своих подданных как о собственном саде.
Значит, Бенин тоже разделяет цетагандийскую склонность к самодержавию. Верно, на родине у Майлза тема налогов всегда являлась болезненной.
— Боюсь, так, — согласился Майлз. — Нам приходится поддерживать военное равновесие, располагая вчетверо меньшими ресурсами. — Он прикусил язык, чтобы не добавить: «К счастью, это не так уж трудно» — или еще что-нибудь в этом роде.
Впрочем, Бенин прав, подумал Майлз, когда посольский флайер взмыл в небо над столицей. Грандиозный силовой купол внушал благоговение только до тех пор, пока не увидишь окружающий его город, простирающийся на сотни километров во все стороны, и это все не говоря об остальной части планеты, об остальных семи мирах. Райский Сад походил на цветок, но корни его лежали повсюду. Большой Ключ неожиданно обернулся крошечным рычагом, с помощью которого кто-то пытается привести все эти миры в движение.
«Принц Слайк, мне кажется, вы слишком большой оптимист».
— Ты должен помочь мне в этом деле, Айвен, — настойчиво шептал Майлз.
— Правда? — с деланным равнодушием отвечал Айвен.
— Я не знал, что Форобио пошлет его с нами. — Майлз показал подбородком на лорда Форриди, заканчивавшего вполголоса переговариваться с водителем посольской машины, гвардейцем-охранником и еще одним агентом в штатском. Гвардеец был в таком же зеленом мундире, как Майлз с Айвеном, на остальных были обычные цетагандийские костюмы, причем Форриди смотрелся в своем куда естественнее.
— Когда я назначал встречу здесь, — продолжал Майлз, — я думал, что с нами сюда снова поедет Миа Маз, тем более что эта выставка организована Союзом женщин или как тут у них это называется. Тебе не просто придется прикрывать мое отсутствие. Возможно, тебе придется отвлечь их в момент моего ухода.
Охранник в штатском кивнул и куда-то исчез. Внешний периметр охраны; на всякий случай Майлз запомнил его лицо и одежду. Еще и с этим придется справляться. Гвардеец направился ко входу в зал… нет, залом это никак не назовешь. Когда Майлзу в первый раз описали сегодняшнее мероприятие, он представил себе огромное прямоугольное сооружение вроде Сельскохозяйственной выставки в Хассадере. На деле зал Лунного Сада оказался еще одним силовым куполом, уменьшенным подобием Райского Сада. Уменьшенным, но не маленьким: в диаметре он достигал трехсот метров. Через главный вход одна за другой тянулись группы богато одетых гемов — мужчин и женщин.
— Как, черт возьми, мне это делать? Форриди не из тех, кого легко отвлечь.
— Ну, скажем, объяснишь ему, что я отстал с какой-нибудь леди на предмет… с аморальными целями. В конце концов ты то и дело шляешься по местным аморальным леди, так почему мне нельзя? — Майлз язвительно улыбнулся, глядя на округлившиеся глаза Айвена. — Познакомь его с дюжиной своих подружек, ни за что не поверю, что мы здесь на них не наткнемся. Скажи им, что Форриди — тот человек, который научил тебя барраярскому искусству любви.
— Мы с ним разного склада, — процедил Айвен сквозь зубы.
— Вот и прояви инициативу!
— Я не проявляю инициативы. Я выполняю приказы. Так оно гораздо безопаснее.
— Отлично. Я тебе и приказываю: прояви инициативу.
Айвен пробормотал крепкое словцо.
— Ох, чует мое сердце, я еще пожалею об этом.
— Потерпи немного. Все закончится через несколько часов. — «Так или иначе закончится».
— Позавчера ты тоже говорил так. Как выяснилось, врал.
— Это не моя вина. Просто все оказалось немного сложнее, чем я ожидал.
— Помнишь тот раз в Форкосиган-Сюрло, когда мы нашли партизанский склад с оружием и ты уговорил нас с Элен помочь тебе раскочегарить старый аэротанк? И как мы въехали на нем в сарай? Мать держала меня потом под домашним арестом месяца два, не меньше.
— Нам тогда было по десять лет, Айвен!
— Я помню это так, словно все было вчера. Ну, позавчера.
— К тому же сарай так и так готов был развалиться. Мы только сэкономили на сносе. Черт, Айвен, да пойми ты: сейчас это серьезно! Не сравнивай это с… — Майлз осекся, поскольку Форриди распустил своих людей и, улыбаясь, повернулся к своим молодым подопечным.
Чего Майлз совсем не ожидал увидеть под куполом, так это огромной надписи, пусть выполненной из цветов, — она покрывала почти весь заключенный под силовым куполом склон холма, превращая его в замысловатый лабиринт. «149-я ежегодная выставка биоэстетики, класс А. Посвящается памяти Леди-Небожительницы».
— Аут-женщины тоже состязаются здесь? — поинтересовался Майлз у Форриди. — Мне казалось, это было бы вполне в их стиле.
— Если бы так было, никто не смог бы составить им конкуренции, — ответил тот. — У них своя ежегодная выставка, в Райском Саду, но до окончания официального траура она закрыта.
— Значит… эти гем-леди только имитируют своих аут-родственниц?
— Скорее, пытаются. В общем, вы правильно поняли правила этой игры.
Экспонаты гем-леди выставлялись не аккуратными рядами; каждый занимал угол или изгиб дорожки. Майлз представил себе, какая закулисная борьба идет за выигрышное место для экспоната и что в смысле статуса дает выигрыш в этой борьбе. Впрочем, до смертоубийства эта борьба доходит вряд ли. Скорее, все ограничивается моральным уничтожением, подумал он, уловив обрывки разговоров зрителей из гемов.
