Кровавый склонил голову и уважительно произнес:
– Я хотел бы видеть тебя своим врагом!
– Сработаемся, – потерло ручки мое чутье на нужных людей.
И я согласно кивнула, все, что только что сказал мне вампир, было отражением моего мировоззрения. Скажи мне, кто твои враги, и я скажу, кто ты. Иметь захудалых врагов для приличного человека западло.
Ранним утром наш отряд высаживался в лесочке неподалеку от столицы. Выгнав какую-то нежить из берлоги, мы припрятали большую часть нашего багажа, и каждый оставил по небольшой котомке с вещами. Драконы, включая Владыку, обратились в людей, и я стала клянчить у них нам с Крысом приличную одежду. Шлепать до места назначения в цивильном, по местным меркам, наряде я не стала бы и под расстрелом. Да и демиурчик в камуфляжке на три размера больше совсем не сочетался с такой красавицей, как я. Скрипя зубами нам выдали военную форму, напоминающую ту, в которой мы рассекали в замке, и мы шустро кинулись по кустам ее примерять. Едва мы закончили переодеваться, как кровосос, сказав, что полетит вперед забронировать нам номера в постоялом дворе "Щедрый гном" недалеко от Торговой площади, смылся.
Через час мне стало понятна причина разделения с нами. Едва завидев стены города, у меня приключился нервный тик. Впереди растянулся хвост из желающих попасть в стольный град, подозрительно напоминающий колонну машин, намертво застрявших летом в пятничной пробке на выезде из Москвы. При этом, очередь делилась на две. В одной томились простые смертные, а во второй скучковалась вереница из карет богатеньких Буратин. Естественно, нам, как пешим, пришлось вставать в очередь к простым смертным.
В корзинах калик перехожих гоготала и кудахтала птица, а к груженым телегам была привязана домашняя скотина, отчего под ногами расстилался ковер из навоза, щедро разбавленный иными продуктами жизнедеятельности. В воздухе витал запах свинарника, а мои барабанные перепонки вибрировали от стоящего людского крика, мычания, рева и блеянья животных. Кучера, с безумными глазами восседающие на козлах карет, пытались кнутами расчистить себе дорогу, а сидящие внутри пассажиры спешно занавешивали окна плотными шторами. И весь этот табор напополам с передвижным зоопарком еле двигался под довольно сильно припекающим солнышком.
Мало того, что меня мутило от вони, и я вся сопрела, так еще скотина, подозрительно смахивающая на козу, обслюнявила мои штаны, а какой-то ездюк на здоровенной коняке, пролетая мимо и разбрызгивая смесь из грязи и дерьма, чуть не сбил с ног. Стоит ли говорить, в каком "радужном" настроении я пребывала…
Дракон подозрительно косился и ожидал, когда я устрою погром, но осторожность буквально на коленях умоляла проявить благоразумие и смириться с неизбежностью стояния в этой толпе. Я терпела, видит Бог, как я терпела, но, к несчастью для окружающих, я не мать Тереза, и христианское смирение не входит в число моих немногочисленных добродетелей.
Бикфордовым шнуром для взрыва моего гнева стали улыбающиеся щербатыми ртами стражники, потребовавшие уплатить въездную пошлину. Когда, отстояв много часов в очереди, я услышала, сколько с нас хотят содрать за вход, то не стала устраивать скандал на глазах у жаждущей зрелищ толпы. Мое бешенство просто со всей дури садануло по раздутой флюсом щеке урода при погонах, дыхнувшего мне в лицо смесью трехнедельного перегара и свежего лука.
Поскольку кипевшая во мне злоба требовала выхода, то силу я не рассчитала. Не ожидавший подобного выверта, мздоимец бодро рухнул на руки своих товарищей по несчастью. Последствия не заставили себя долго ждать, раздались истеричные вопли "Тревога! Нападение на стражу!" и на них выкатился взлохмаченный офицер.
Ну, наверное, офицер, потому что пах он слегка лучше других, морда не такая спитая, да и форма была не такая засаленная. Он рыпнулся что-то сказать, даже пытался схватиться за эфес железяки, болтающейся на поясе, но переорать меня, когда я изволю гневаться, не удавалось еще никому. Тем более, я с детства ненавижу неопрятных мужиков, а его расхристанный вид окончательно меня выбесил и добавил в голос децибел:
– Смирно! Млять, я кому смирно сказала! – Ты какого хера так распустил своих подчиненных, что они не отдают воинское приветствие штабс-капитану? С утра глаза залили, крысы тыловые, что не видят, кто перед ними стоит?!
Незадачливый командир олухов, узрев мой мундир с хреновой тучей блестючих нашивок, еще четверых таких же архаровцев, как я, и представительного дядечку, поигрывающего тростью (ну пижон Владыка, пижон), начал бледнеть и закатывать глазки. Но скрыться в обмороке ему не дал мой голос, шипящий, как у восточного падишаха, отправляющего на плаху нерадивого раба:
– Совсем нюх потерял, быдло?! Вопрос я сопроводила хлесткой пощечиной.
Мужик начал жалко лепетать, мол, простите дураков, ваше высокоблагородие, что не признали сразу. Но мне хотелось отыграться за свое испорченное настроение. Полчаса я распинала стражников на все лады и рисовала их командиру мрачные перспективы службы привратником на городских воротах. В этот момент в толпе началось закономерное брожение, потому как своей нотацией я задерживала остальных.
Из рыдвана, стоящего в первых рядах на вход, на мои вопли выплыл какой-то расфранченный павлин в лопающихся на толстых ляжках панталонах, и, брезгливо обмахиваясь надушенным платочком, который вонял похлеще природного удобрения, вякнул в мой адрес не по делу:
– Пошла прочь, девка, не загораживай дорогу варрлу, торопящемуся к Старшему советнику короля! Проваливай, пока я не велел тебе всыпать плетей.
– Сейчас к дяде придет писец, – знающе кивнул мой характерец, а я, так и не успев толком успокоиться, моментально завелась с полоборота.
– А ты, кусок сала, меня трахал, чтоб девкой называть? Ты своего дружка только в зеркале можешь видеть, и то, если его особо востроглазые через лупу разглядят да пинцетом подцепят! – уперев руки в бока, я поперла на него как ОМОН на желающих провести гей-парад.
Мажор повышенной толщины взвизгнул и попытался меня ударить и за это тут же схлопотал по мордасам от Синего. В воздухе запахло хорошей дракой. Стражники при первых признаках беспорядков весьма шустро закрыли ворота и отрезали нам вход. Оставался только один вариант – пробиваться с боем. Может умом никто и не хотел драться, но сердца срочно требовали почесать кулаки. И началось…
В махаловке мне подбили глаз, оторвали рукав мундира, оттого-то вся моя душа требовала реванша. Весьма потрепанным телохранителям (убивать и калечить я запретила, поэтому им пришлось работать только кулаками и в тысячную часть своей силы) пришлось меня буквально оттаскивать от плюгавенького мужичонки, который под шумок попытался меня облапать.
