— Чудак. Завтра столетие со дня открытия трассы Земля-Луна. Торжественные вечера, народные праздники, гулянье и так далее. А кроме того, радиосвязь с Луной.
Я вздрогнул.
— Разве ты не хочешь поговорить с Ольгой?
Я пожал плечами, не зная, что мне ответить.
— Ты какой-то странный, Владо, честное слово. Впрочем, как знаешь. Только для разговора тебе нужно прийти между семью и девятью вечера в Управление космической связи, седьмой этаж, комната семьсот. Я зарезервировал для тебя пять минут.
Некоторое время я ходил по комнате, думая, что мне делать. Что делать, что делать?
— Что мне делать, «Людвиг»? — спросил я старую машину.
Конечно, я должен сказать Ольге то, что не было сказано. Но как? Какими словами?
— Я люблю Ольгу, «Людвиг»! Как мне сказать ей об этом?…
…Я подошел к пульту управления и повернул ручку экстремального поиска. Затем я включил систему самопрограммирования и всю память машины. «Людвиг» загудел, как бы сообщая мне, что он готов выполнить любое задание.
Ряд черных клавишей с полуистертыми надписями:
«Диф. уравнен.», «Интегр.», «Эконом. задачи», «Промышл.».
Я нашел слово, наименее истертое временем, и нажал на клавишу…
«Старик работает медленно, очень медленно», — подумал я, глядя на неподвижный барабан. Наконец он пришел в движение.
Когда на следующий день я передал небольшой моточек проволоки девушке-оператору, она удивилась.
— А говорить вы не будете?
— Нет.
— Кому передать?
— Ольге Алехиной, биофизическая база.
Девушка вставила катушку в проигрыватель и нагнулась над микрофоном.
— Вызываем биофизическую базу, Ольгу Алехину.
Во всех динамиках, расставленных в зале ожидания, послышался шорох, а затем раздался голос, который звучал гулко, как в огромном пустом зале:
— Ее фамилия теперь не Алехина, а Карено. Сейчас она в кратере Коперника, на квартире своего мужа Георгия Карено. Говорить будете?
Я яростно завертел головой. Девушка-оператор сказала:
— Для Ольги Карено есть запись. Включите квартиру. Алло, Ольга Карено, алло…
— Да, я слушаю!
И я услышал музыку. Ее услышали все, кто был здесь. Это была старинная фортепьянная пьеса. Мелодия лилась, предельно ясная, искренняя, а аккорды создавали удивительный мерцающий фон, который, если закрыть глаза, превращался в лунный свет. Это была мягкая, грустная пьеса… Теплота руки Ольги, шорох камыша, качающаяся в воде лодка… Аккорды прятались за вязь основной темы, а затем властно выдвигались вперед, утверждая силу и могущество. Так было долго, целую вечность. И вот музыка замерла.
Девушка-оператор встрепенулась и скороговоркой произнесла:
— Переходим к следующей корреспонденции…
Но я уже ничего не слышал. Я быстро шел по коридору, а рядом со мной шагал пожилой, совсем седой человек.
— Хорошо придумано, молодой человек! — вдруг сказал он.
Я остановился и вопросительно посмотрел на него.
— А что это за музыка?
— Вы не знаете?
Я смутился. Откуда мне знать! Ведь это письмо придумал «Людвиг»!
— Молодой человек, — сказал мой попутчик, — это первая часть сонаты до-диез минор, написанной в начале девятнадцатого столетия гениальным композитором Людвигом ван Бетховеном. Иногда эту пьесу называют Лунной сонатой.
И тогда я побежал. Я бежал через весь город к вычислительному центру. Я сталкивался с прохожими, пробирался сквозь толпы праздничных людей, вырывался из рук танцующих на улицах и площадях, вскакивал в автобусы и, совершенно выбившись из сил, на лифте взлетел на десятый этаж. Я широко распахнул дверь своей лаборатории и остановился как вкопанный. На том месте, где раньше стоял «Людвиг», возвышалось сооружение из блестящего металла и пластиков…
ПОСЛЕСЛОВИЕ К УЭЛЛСУ
(Фантастические новеллы)
1. ЧЕЛОВЕК-НЕВИДИМКА
Дверь отворилась, и никто не вошел. Профессор очень боялся сквозняка, но закрыть дверь ему не удалось.
— Войдите, — сказал он Невидимке и уселся за стол.
Минуту оба помолчали. Затем профессор спросил:
— Вы читали, что о вас написал Уэллс?
Невидимка кивнул головой.
— Эти ваши штучки могут плохо кончиться.
— Не удержался, — виновато пробормотал Невидимка. — Новый метод.
— Какой такой новый?
— Проглотил вещество, которое искривляет ход световых лучей.
— Не понимаю.
— Лучи обтекают меня, как струи. Они падают вот сюда, — по-видимому, он показал на спину, — и дальше, с противоположной стороны, идут по прямой линии, начиная с точки, противоположной точке падения. И так вокруг всего тела…
— Любопытно. Что вы хотите?
— Я голый, — сказал Невидимка и всхлипнул.
— Так оденьтесь.
— Вы же помните эту историю с миссис Бентинг… Бинты, перчатки, очки и прочее…
Профессор встал и подошел к шкафу. Через секунду у него в руках была бутылка с черной тушью и кисточка.
— Повернитесь ко мне спиной.
— О боже! — воскликнул Невидимка. — Я вижу кусочек живота.
После того как вся задняя полодина Невидимки была выкрашена черной краской, передняя стала видима сама собой.
В костюме профессора он удалился, благодарный и совершенно видимый. Черная шея и затылок? Кому какое дело.
Время от времени он подкрашивает стершиеся места, но это не такое уж большое неудобство.
2. МАШИНА ВРЕМЕНИ
Мы увидели Путешественника во Времени сидящим на краю тротуара с поникшей головой. Машина времени стояла прислоненной к стене.
— Почему вы не возвращаетесь к себе? Вас там заждались ваши друзья.
Он поднял всклокоченную голову и криво усмехнулся.
— Пробовал, ничего не получается.
— Забыли день, когда уехали?
— О нет! Я его хорошо помню… Но его просто нет.
— Чего?
— Дня, который я покинул… Существует день до моего отъезда и день после. А того нет…
Мы удивленно переглянулись.
— Вы прыгали когда-нибудь на реке из лодки? — мрачно спросил Путешественник во Времени.
— Конечно…
— Так вот, все дело в проклятой отдаче… Тогда я сильно рванул в будущее, а день… день поплыл в прошлое…
Мы сочувственно вздохнули.
— Я обшарил все средние века. Меня мучает мысль, что меня ждут, ничего не подозревая…
— Простите, а вы часто останавливались там, в прошлом? — спросили мы.
— Конечно.
— Значит, все дни, которые вы покидали…
Он покорно сознался.
— А тринадцать четвергов подряд в октябре 1582 года — тоже ваша работа?
