- Помолимся, - он снова взглянул на них сквозь сплетенные пальцы. Помолимся за больных и нуждающихся, за родственников и друзей, оставшихся дома. - Ну вот, теперь пусть помолятся или постоят на коленях пару минут и поразмышляют. Они, конечно же, не хотят, чтобы он читал им что-то из молитвенника.
Этот мужчина действительно молился. Глаза его были закрыты, губы шевелились, когда он беззвучно произносил свои сокровенные мысли, каковы бы они ни были. Или же это лишь фасад, притворство, доведенное до совершенства, чтобы поразить других молящихся, подумал капеллан. Мужчина был очень худой, коричневый воскресный костюм висел на нем, как на вешалке. Редеющие седые волосы, острые, резкие черты лица. Религиозный маньяк, может быть, член какой-то отколовшейся секты, охваченной собственными верованиями, различным толкованием Библии. Он молился страстно, и если бы слова его молитвы произносились вслух, это был бы крик. От подобной мысли капеллану стало не по себе.
Стоящая с мужчиной женщина все время украдкой поглядывала на него, почти в страхе. Она тоже была худая, но повыше ростом и на пару лет моложе, может быть, ей не было еще пятидесяти. Ладони ее были крепко прижаты одна к другой, кончики пальцев шевелились в явном волнении. На ней было поношенное черное платье, которое она, видимо, надевала пятьдесят два раза в год и на похороны. Многострадальная, боявшаяся обидеть своего мужа, но все равно беспокоившаяся о нем.
Преподобный Уиллис тайком взглянул на свои часы; надо дать им еще минуту, использовать время до конца. Это притворство, но для их же блага. Люди всегда интересовали его. Среди всех этих миллионов людей в мире не было совершенно одинаковых двух - ни по внешности, ни по характеру, и это было второе по счету величайшее чудо после создания самой жизни. Он играл в игру: угадывал, кто из прихожан чем занимается в жизни, заводил на них в уме досье. Подтверждения он не получал почти никогда, потому что обычно не видел их после службы.
Он с трудом поднялся на ноги, испытав легкое головокружение, что его слегка насторожило, но он отнес это на счет жары.
Кивок органисту; благословение, затем последний гимн и все - до следующего воскресенья.
- Да пребудет милость Божия... - этот тип все еще молился, губы его беспрестанно шевелились, - Возлюбим же Господа в сердцах и умах наших, ныне и навеки... Споем теперь гимн номер 247...
Уиллис не присоединился к хору прихожан, каждый пел по желанию. В основном люди пели тихо и неуверенно. Та женщина стояла с открытым сборником гимнов, но никак не могла найти нужную страницу. Она то и дело посматривала на мужа, стоящего на коленях, и ее бледное лицо было озабочено.
Капеллан сложил свои листы, сунул их в молитвенник и повернулся к простому деревянному алтарю. Почтительный поклон, затем он медленно направился к двери в ризницу, рассчитав время так, что как раз, когда он скроется с глаз, они допоют гимн. Он немного подождет, а затем переоденется, проверит, что все ушли, что никто не хочет его видеть, и отправится в Морской бар. По воскресеньям он всегда выпивал кружку легкого пива, это было нечто вроде поощрения, в другое время он не пил.
Он прислушался к шуму удаляющихся шагов, вот хлопнула дверь. Она не должна была закрыться до конца, кто-то наверно, сдвинул ограничитель. Он еще раз взглянул на часы. Теперь церковь должна бы опустеть, но не лишне самому проверить.
На этот раз он не стал кланяться в сторону алтаря, потому что его никто не видел. Он почти с нетерпением поспешил обратно, но вдруг остановился как вкопанный. Та пара все еще молилась. Мужчина так и не сдвинулся с места, он, вероятно, продолжал читать свою молитву. Женщина сидела на краешке скамьи, наклонясь вперед, спрятав лицо в сомкнутых ладонях.
Уиллис в нерешительности остановился. Он подумал было удалиться на цыпочках в ризницу, оставив их молиться. Нет, они могут поднять глаза и увидеть его. Он не хотел их тревожить, он им, очевидно, не нужен. Они могут оставаться здесь до девяти вечера, если им угодно, но его это не касается. Он помедлил, решил, что пройдет мимо, улыбнется им доброжелательно, если кто-то из них увидит его, а затем сразу же выйдет в дверь.
Его шаги гулко прозвучали по полированному полу, он сморщился от этого шума, попытался ступать на носках, но это не помогло.
- Доброе утро, викарий, - это произнесла женщина, подняв голову и пытаясь улыбнуться.
- Доброе утро. - Вообще-то я помощник викария, но спасибо за комплимент. Он медленно подошел к ним. Это была одна из тех ситуаций, когда решаешь, вступать или не вступать в пустую болтовню. - Надеюсь, службой вы остались довольны?
Мужчина открыл глаза и встряхнулся, как будто только что очнулся от глубокого сна. Глаза его еще не прояснились, он пытался припомнить, где он находится, озирался по сторонам, Медленно, но вспомнил, облизал губы.
- Господь был с нами утром, викарий, - заговорил он высоким голосом.
- Господь всегда с нами, - ответил Уиллис, думая, нельзя ли ему уйти. Он оказался прав, этот парень - какой-то религиозный маньяк. Вероятно, достаточно безобидный.
- Он говорил со мной утром, - голос мужчины был тихий, монотонный, едва слышный. - Нам предстоит работа.
- Кому? - это прозвучало глупо. Потакай старику, не стоит спорить.
- Вам и мне, а еще Маргарет! - резкий ответ; а кому же еще?
- О да, безусловно, - Уиллис сдержал себя.
- Это место без Бога, лагерь зла, - мужчина выдвинул голову, черты лица его исказились, это была маска фанатичной злобы. - Три убийства. Ваша церковь пуста, потому что все они покинули Господа, они предпочли грех. А что вы предпринимаете?
Капеллан сглотнул:
- Я.. я стараюсь изо всех сил. - Это была неправда, но нельзя же идти и проповедовать на территории лагеря, пичкать людей религией.
- Нет, вы не стараетесь! - он погрозил костлявым пальцем. Женщина схватила его за руку, как будто хотела увести мужа, но не смела. - Вы ничего не предпринимаете. В этом лагере -зло, здесь неспокойно, скоро начнутся бесчинства, какие мы наблюдали в последние годы на улицах больших городов. Безбожники сговариваются отменить закон и порядок, уничтожить Господа и все, что он защищает!
- Я уверена, что все не так ужасно, Эдвард, - заговорила женщина пронзительным голосом. Она скорее была напутана, чем упрекала его. - Они сами сгинут в отбросах собственного зла, мы же останемся тверды и будем спасены.
- Молчи, Маргарет, - он стряхнул с себя ее успокаивающую руку. - Они и нас потащат за собой.
- Это все Господь вам сказал? - спросил Уиллис, в растерянности переступая с ноги на ногу.
- Я услышал это из уст того, кто является учеником самого сатаны, - он заговорил шепотом, оглядываясь, как будто ожидая, что из-за ряда скамей вдруг возникнет некое олицетворение зла. - Работник этого лагеря, смотритель крикетной площадки. Он пропитан злом. Он подбивает так называемых рабочих восстать, потопить лагерь в крови!
