Комната оказалась пуста, видимо, Галина вышла, Андрей привстал и впервые оглядел перевязочную целиком. Ничего необычного в ней не было – автоклав у стены, чуть правее кушетка, уже знакомый ящик с буквой "А" на дверце, письменный стол, тумбочка, длинный металлический стол с инструментами. Все, как и представлялось, но тетрадка на письменном столе, раскрытая почти в самом конце, привлекла внимание Андрея сильнее всего.
На страницах в клеточку были наклеены котята. Самые разные – рисунки, стикерсы, вырезки из журналов, календариков и открыток. Андрей протянул руку, стараясь дотянуться до тетрадки, но не хватало совершенно пустякового расстояния – сантиметров пятнадцати не хватало, а встать на перевязанные ноги он побоялся.
Пришлось лечь снова. Тут же представилось, как огромная Галина сидит ночью за этим столом при свете настольной лампы и вырезает котят из журналов. Казалось бы смешно, но Андрей испугался. Дверь распахнулась, и он вздрогнул, будто его застали за подбором шифра к секретному сейфу.
Вошла Галина и улыбнулась с порога.
– Ты, пожалуйста, извини. – она обратилась к нему обыденным свойским голосом, как обращаются к родственнику или давно знакомому человеку, и заперла дверь на замок. – К нам привезли нового больного, доктор давал необходимые указания.
– Ничего страшного. – в ответ улыбнулся Андрей. – Я не долго лежу.
Она обошла каталку, подозрительно оглянувшись на Андрея, закрыла тетрадь и убрала в стол. Андрей сделал вид, что ничего особенного не заметил.
– Ой… – Галина увидела мокрое пятно между его ног.
– Это случилось во сне. – краснея, объяснил он.
– Ничего страшного… – ее щеки тоже тронул румянец. – Это же физиологическая реакция. Сейчас, я у санитарки сменную рубашку возьму.
Она открыла замок и с неожиданным для такой фигуры проворством вышла в коридор. Андрей закрыл глаза, чтоб не пялиться попусту в потолок.
«Ничего страшного.» – подумал он. – «Она ведь медицинский работник. Все нормально.»
Вскоре Галина вернулась с чистой рубашкой в руках, и тщательно заперла дверь.
– Ну вот. – улыбнулась она. – Давай я тебя переодену.
– Я уже, наверное, сам смогу.
– Хорошо, Андрюшенька. Давай, а я помогу если что.
Андрей привстал, вытянул из под себя рубашку, и сняв ее через голову, бросил на пол. Галина собралась протянуть другую, но передумала и отложила на кушетку.
– Одеваться пока не надо, мы же сейчас будем ребра лечить. – объяснила она. – Ложись. Ты что, стесняешься?
– Нет. – Андрей прекрасно понимал, что стесняться было бы глупо.
Он лег на спину, глядя в надоевшую за три дня белизну потолка.
– Повязку с груди тоже надо будет снять. – Галина звякнула инструментом. – Выдохни.
Андрей задержал дыхание.
– Вот так… – приговаривала Галина. – Когда я сниму бандаж, вдыхай осторожно.
Она аккуратно надрезала тугую повязку и отложила ножницы.
– Не больно?
– Терпимо. – продышался Андрей.
Галина отодвинула тумбочку и включила прибор. Ее ловкие руки принялись укреплять на груди Андрея выводы оптического волокна.
– Еще здесь…
Руки оказались мягкими. Галина касалась кожи едва ощутимо, но от каждого прикосновения мурашки пробегали по всему телу.
– Тебе что, холодно? – спросила она.
– Да. – соврал Андрей. – Ты не могла бы накрыть мне бедра?
Галина укрепила последний отвод и накрыла Андрея чистой рубашкой, спрятав тело от коленей до пояса.
– Так нормально?
– Да. – кивнул он.
От вонзившихся в кожу лазерных лучей разлилось живительное тепло, тело впитало его, как пересохшая земля воду. Сердце сорвалось с привычного ритма и начало разгоняться все сильней и сильней, прессуя и разгоняя кровь в жилах. Все мышцы разом наполнились удивительной силой – упругой и крепкой, под кожей нарастал зуд, но не тягостный, а скорее приятный.
Галина приложила палец к пульсирующей артерии на шее Андрея.
– Убавить мощность? – спросила она.
– Не надо… – прошептал Андрей, ощущая, как кожа лица наливается жаром. – У меня крепкое сердце.
Тело задрожало едва заметно, затем сильней и сильней, пришлось стиснуть зубы, чтоб они не стучали. Но полностью скрыть тремор не удалось все равно – дрожали кончики пальцев на ногах и руках, дрожали губы и ресницы. Кровь волнами гуляла внутри, будто текла не по жилам, а переливалась в полупустом бурдюке. Она бросалась то в голову, то в живот, щекоча, словно птичьим перышком.
Андрей зажмурил глаза и представил, как мириады кровяных телец несут кислород и питание к заживающим тканям. В это время он чувствовал, как Галина срезает бинты с его ног.
– Достаточно. – Она выключила прибор.
Андрей непроизвольно сжался в комок, чувствуя себя облитым ледяной водой из ведра.
– Фффф… – с трудом выдохнул он.
– Да. – виновато пожала плечами Галина. – В инструкции написано, что выключение, это самый неприятный момент.
– Там написали правду. – вымученно улыбнулся Андрей.
– Ну что, ноги будем делать?
– Да.
– Точно?
– Никаких сомнений. – Андрей улыбнулся гораздо бодрее.
Галина сняла оптические отводы и, поглядывая в инструкцию, укрепила их на ногах.
– Не больно?
– Приятного мало. – сознался Андрей.
– Сейчас включу, будет лучше. Только… – она смущенно опустила глаза в инструкцию. – Я тебе прочту, чтобы ты не удивлялся. Здесь написано, что операции на нижних конечностях могут привести к физиологическому оргазму из-за гипертонуса органов малого таза.
– У меня уже было. Во сне. – неохотно напомнил он.
– Но я на всякий случай накрою тебя полотенцем, чтобы снова не менять рубашку.
Андрей смолчал.
Галина взяла из стопки вафельное полотенце, и убрав чистую рубашку, накрыла им его бедра. Прибор загудел, вонзая в кожу живительные лазерные лучи. Тут же вспомнился сон, в котором морские волны набегали на кожу – ощущение было очень похожим, только волны не снаружи, а изнутри. Успокоившееся сердце снова начало накачивать кровь, только уже не в голову, не в грудь, а в нижнюю часть живота.
Андрей постарался сосредоточиться на ногах, но это не помогало – физиология все равно брала свое, толчками усиливая эрекцию. Он никогда не думал, что этот процесс может быть столь неприятным, но всяческое отстутствие желания при неотвратимости физиологических реакций создавали действительно отвратительный коктейль. Пить его не хотелось, но другого быстрого выхода из больницы не было.
Он украдкой взглянул на медсестру. Лицо Галины приобрело странное страдальчески– сладостное выражение, какое бывает у женщин в последние минуты перед оргазмом. Она облизывала пересохшие губы и покачивала головой.
