— Смотрите! — воскликнул вдруг майор.
…К погибшим в перестрелке подкатили сразу несколько машин скорой медицинской помощи; неподвижные тела укладывали на носилки, которые тут же вдвигались в чрево микроавтобусов. Машины с воем сирен уносились, и их место быстро занимали другие.
— Среди заложников погибших не будет, комиссар, — уверенно сказал Оберли и призывно помахал рукой одному из штатских, находившихся поблизости. — Док, пожалуйста, объясните ему всё!
Гражданский протянул Беркли ладонь.
— Профессор Эрикссон, президентский спец-центр медицинских исследований, — с готовностью представился он. — А вас, комиссар, я знаю! Наслышан о ваших подвигах на ниве борьбы с преступностью. И, честно скажу, восхищён вами.
— Что здесь происходит, профессор?!. — спросил Беркли, растерянно разводя руками.
— Вы курите, комиссар? — спросил вдруг медик.
— Нет! — резко ответил Беркли. — И не пью!
— Сигарету я вам, так и быть, не предложу, — сказал Эрикссон. — А вот выпить пару рюмок хорошего виски в ближайшем баре настоятельно рекомендую. Это великолепно снимает стрессы!
— Вы уклоняетесь от прямого ответа, док! — настаивал Беркли. — Что здесь творится?!
— Эксперимент, комиссар. Сложнейший, уникальнейший эксперимент в условиях максимальной трудности.
— Вы научились воскрешать мёртвых?..
— Да, научились!
— Сначала убив живых?..
— Поверьте, комиссар, это были крайности. Мы рассчитывали на гораздо меньшие потери, но сегодня удача была не на нашей стороне. Случайный сбой, породивший цепную реакцию ошибок. От этого невозможно застраховаться, но, в конце концов, важен итог!
— Сорок трупов…
— Трупов нет, — возразил Эрикссон. — Есть только раненые, которые максимум через неделю выпишутся из клиник.
— Неужели, такое возможно?! — не поверил Беркли, хотя сам видел, что люди, которых медики укладывали на носилки, стонут, говорят и шевелятся.
Оживший водитель автобуса вырвался из рук спасателей, в психологическом шоке пошёл к своей изуродованной машине, открыл дверцу, пытаясь залезть в кабину, но с ним всё-таки справились, и очередная «ambulance» умчала его в неизвестном направлении.
— C недавних пор, комиссар. Исследования были сверх-засекреченными. В глубочайшей тайне мы уже проделывали нечто подобное с жертвами различных несчастных случаев. И вот пришёл момент, так сказать, показательного выступления. И наглядного урока…
— Кому?.. — не понял всё ещё пребывавший в остаточном психологическом шоке Беркли.
— Всем, комиссар! И добрым, и злым! Одним мы хотели дать понять, что у них теперь есть надёжная защита от зла! Другим — что их зло превращается в бессмыслицу, ибо оно становится злом только для них самих! Мы оживим труп невинной жертвы, мы даже при необходимости восстановим человека из пепла, если его сожгут! Ничто не исчезает бесследно, как утверждает закон сохранения вещества!
— А как же личность?..
— В уцелевшем теле она сохраняется, и мы в состоянии её восстановить! А сгоревший будет клонирован и получит своё сознание, предварительно записанное на персональную матрицу! В ближайшее время ими будет снабжено практически всё население Земли!
— Неужто всё так просто?!. — не поверил Беркли. — Это больше похоже на чудо, чем на науку!
— Я вам просто отвечаю, но ко всему этому вёл сложнейший и длиннейший путь!
— Вы меня совершенно ошеломили, док… — признался потрясённый Беркли. — То, что я увидел сам и услышал от вас, пока не укладывается в моей старомодной голове…
— Согласен, — сказал Эрикссон, — морально-этические аспекты всего этого ещё требуют особого к себе внимания мировой общественности. Но, думаю, эти проблемы вполне разрешимы в ближайшее время. Жизнь каждого человека — высшая ценность в обществе, и ради неё можно многое пересмотреть в своей философии.
— Это должно перевернуть мир, — сказал Беркли, утирая носовым платком вспотевший от волнения лоб.
— Это должно его спасти, — уточнил Эрикссон. — И, прежде всего, — от преступных посягательств на чужую жизнь! Терроризм превратится в полнейший абсурд, ибо он до сих пор существует только потому, что способен кому-то эффективно угрожать.
Подошёл один из медиков в штатском.
— Все эвакуированы, док. Кроме этого… Что с ним-то делать?.. В общую кучу?..
— Этого везите в ближайший морг, — распорядился Эрикссон. — Его место — только там…
— Вы не хотите его оживлять?.. — изумился Беркли. — А как же гуманизм?!. В конечном итоге, всё должен решить суд!
— Относительно него, комиссар, мне не было никаких указаний… Распорядятся — оживим: мы народ подневольный. Если им очень захочется осудить его публично на электрический стул… Но, будь моя воля, я отправил бы его на кладбище, на радость могильным червям! Он переступил ту черту, которая в цивилизованном обществе отделяет человека от чудовища в человеческом облике! Такие неисправимы, они потенциально опасны, и рядом с ними просто неуютно жить. Он не погиб, он был уничтожен, как бешеный пёс! Собаке… — Эрикссон не договорил.
— Я того же мнения, док… — вздохнул совершенно успокоившийся Беркли. — Однако серьёзно опасаюсь, что со временем объявится какое-нибудь новое общество защиты животных в человеческом облике. И тогда проблемы с бешеными псами займут нас с вами в гораздо большей степени, чем нам того хотелось бы…
Лицезрение чужой Смерти укрепляет в преступнике Веру в его собственное Бессмертие…
(Театр Абсурда-4)
Глупая женщина божественна.
Александр Вертинский
Рассказ был написан более 20 лет назад. Тогда это была просто фантастическая юмореска на тему постапокалиптического мира, но недавно по ТВ сказали, что на Западе в школах вводится курс ПРАВИЛЬНОГО выбора собственного пола…
— Сегодня мужчиной снова стану я! — сказала Виола, сердито надув пухлые накрашенные губки. — Ты уже третью неделю совершенно не меняешься! Мне это порядком надоело!
— Но мы же с тобой когда-то договорились в таких случаях бросать жребий, — урождённая Кэтлин приложила молекулярную бритву к своей правой щеке и стала водить ею по ней, скашивая намыленную однодневную щетину. — А он всякий раз выпадает мне.
— Он тебе странным образом выпадает уже несколько раз подряд! Это несправедливо! — Виола непокорно качнула кудрявой головкой. — Мне надоело так долго быть только женщиной! Это такая жуткая скука…
— Тебе со мною настолько плохо?.. — Кэтлин удивлённо глянула на неё через левое плечо.
— Нет, не очень, но больше хочется разнообразия! Хоть когда-нибудь, и хоть какого-нибудь.
— Ты становишься гендерной наркоманкой, дорогая моя… — Кэтлин с сожалением посмотрелась на себя в зеркало. Выглядела она довольно неплохо, но всё было зря. Виола всё равно не отстанет…
— А ты слишком любишь мужское обличие и это тоже неспроста, — парировала Виола.
— Ладно, уговорила… — Кэтлин подбросила вверх вращающуюся монетку, прихлопнула её на лету ладонями, и посмотрела, что из этого вышло. — Что ж, слегка побыли мужем, теперь немного побываем и в жёнах. Нам к этому давно не привыкать.
Она вернулась к зеркалу.
— Ну, что, искусственный Харольд, — сказала она своему отражению, — ты был совсем неплохим мужиком…
— Но мне больше нравятся блондины, — Виола торопливо сбрасывала с себя женское одеяние.
— А мне — брюнетки, — покосившись на неё, буркнула Кэтлин. — Жгучие умом брюнетки…
— И не такие жутко перекачанные бодибилдеры, — добавила к своему Виола. — Я об тебя постоянно ушибалась до синяков. Не мускулы, а камни какие-то!
— Зато, какой вид! — Кэтлин напряглась и повернулась боком, потому что целиком в зеркале уже не помещалась.
— Фи!.. — сказала Виола почти брезгливо, передёрнув хрупкими плечиками. — Огромный, волосатый! Не мужчина, а мужик какой-то!.. Грубый и неотёсанный мужлан!..
— Сейчас вообще никаких нет… — Кэтлин опять взялась было за крем после бритья, но с огорчением вспомнила, что всё это ей больше ни к чему. — Могу я, в конце концов, воплотить в себе свою мечту об определённом мужском типе?! Мне нравится, когда мужчина отличается от меня не только мелкими деталями…
— Наверное, именно поэтому ты и перебрала в качестве образцов всех древних культуристов! — фыркнула Виола.
— Плохо, когда у мужа и жены совершенно не совпадают вкусы на фундаментальные вещи… — вздохнула Кэтлин.
— На мужчин, которых больше попросту не существует в природе… — добавила Виола.
— А лесбийские браки, к сожалению, не избавляют от семейных ссор, — грустно сказала Кэтлин.
— Но ты бы для разнообразия хоть иногда делала из себя что-нибудь, не слишком похожее на Кинг-Конга! — проворчала Виола. — Эгоистка! Тебе нравится быть такой-то и всё тут! На меня тебе уже ровным счётом наплевать и даже начхать! А я по твоим волосатым мускулам ползаю, как мышь между камней, покрытых мхом!
