умереть.
— Он не скучал по морю.
Исав обнажил в улыбке желтые пеньки зубов:
— И в это нетрудно было поверить, не так ли?
Последовала долгая, едва ли не благоговейная пауза, затем он прочистил горло и сказал:
— Идем со мной.
И я, не в силах остановиться, последовала за этим чудесным голосом.
Взошла луна, небо сделалось глубже, но отсветы скрывшегося за скалами солнца еще озаряли путь к Уиллоу Бич. Камни под ногами излучали тепло, будто кирпичи, раскаленные в печке. Их жар проникал даже сквозь подошвы кроссовок.
— Хрюша говорил, что у него не осталось никого из родных.
— Да, уж он ради этого постарался изо всех сил, — хмыкнул Исав.
— Ведь это ты искалечил его, так? И бросил умирать на болоте?
— Откуда ты знаешь об этом?
— Не от него. Я видела это во сне.
— Нет, — ответил он, подавая мне руку, чтобы помочь спуститься с крутого, неровного склона. — Это не я, это Иаков. Он никогда не покидает дом.
— Еще один брат?
— Старший из братьев.
Тут я споткнулась. Исав дернул меня за руку, метнул в меня испепеляющий взгляд и зашагал быстрее. Болотная вода его ауры озарилась багровыми сполохами умоисступления. Проклиная повинующиеся чужой воле ноги, я едва не бежала, чтобы не отставать от него. Что ж, по крайней мере, язык все еще оставался в моей власти, и я воспользовалась им:
— Иаков, Исав и Исаак Гилманы? Как это… оригинально.
— Славные старые новоанглийские имена. Марши и Гилманы были среди первых поселенцев, — настороженно сказал он. — Молчи. Чтобы рожать детей, язык не нужен. Еще словечко — и я с радостью избавлю тебя от него, сучка млекопитающая.
Слова, готовые слететь с языка, разом застряли в горле. Я снова споткнулась, и он рывком поднял меня на ноги, расцарапав грубой холодной рукой кожу над косточкой на запястье.
Мы миновали поворот расщелины, по дну которой тянулась тропа, и Исав замер на месте, как вкопанный. Впереди безмолвно струились темные воды могучей реки. При виде сверкающих над водой брызг — серебряных, медных, живых, кишевших в воздухе, как светлячки, — просто захватывало дух.
На берегу, у самой воды, стоял, опершись на костыли, Хрюша… Исаак, на удивление беззаботный для инвалида, только что спустившегося вниз по неровной каменистой тропе. Он запрокинул голову, чтобы получше разглядеть нас, и сдвинул брови.
— Исав… Жаль, не могу сказать, что рад тебя видеть. Я-то надеялся, ты давно присоединился к Иакову на дне морском.
— Ждать осталось недолго, — легко ответил Исав, стащив меня за собой со склона и подняв вверх свободную руку.
Только дважды моргнув, я смогла поверить, что желтоватые полупрозрачные перепонки между его пальцев, пронизанные вздувшимися венами, действительно часть его тела. А он снова схватил меня за плечо и поволок за собой, точно тележку с покупками.
Хрюша заковылял нам навстречу. На какой-то миг мне показалось, что он сейчас ударит Исава костылем по лицу, и я представила себе звон алюминия, дробящего Исавову скулу. «Целые выводки. Целые стаи». Как легко, как просто поддаться соблазну, а там — будь что будет. Вот только… стаи кого?
— Ты мог бы не втягивать во все это Марию.
— Но мы можем дать ей, чего она хочет, не так ли? Хоть с твоей помощью, хоть без нее. Где ты добыл денег на учебу?
Хрюша улыбнулся, по-волчьи сверкнув зубами:
— Кандалы из платины. Опалы. Жемчужины, крупные, как глаз мертвеца. Целая уйма. И еще много осталось.
— Вот оно как. А как же ты остался в живых?
— Мне указали путь, — ответил он, и вокруг него замерцали голубые огоньки.
Голубые огоньки, очень похожие на серебристые искры, клубившиеся над рекой… Казалось, они жужжат, разозленные вторжением непрошеных гостей. Я оглянулась на Исава, чтобы увидеть выражение его глаз, но тот даже не взглянул в мою сторону.
Исав явно не видел никаких огоньков. Он, не отрываясь, смотрел в глаза Хрюши, и Хрюша встретил его взгляд с гордо поднятой головой.
— Идем домой, Исаак.
— Чтобы Иаков попытался убить меня снова?
— Он причинил тебе зло только потому, что ты хотел уйти от нас.
— Исав, он бросил меня в соленой трясине на съедение отцу лягушек. И ты был рядом, когда он…
— Не могли же мы вот так просто позволить тебе уйти.
Выпустив мое плечо, Исав велел мне не двигаться с места, широко развел руки в стороны и направился к Хрюше. Вокруг еще было светло: в этом месте каньон расширялся, и тень его стенок не успела заслонить солнце. Солнечный свет сиял на лысеющей макушке Исава, на желтушных, пронизанных вздутыми венами перепонках между его пальцев, на алюминии Хрюшиных костылей…
— Я и не ушел, — сказал Хрюша, отворачиваясь от него. Бежевая резина наконечников костылей расплющилась, распласталась по поверхности камня. Качнувшись вперед, он заковылял к реке, к роящимся над водой огонькам. — Я уполз.
Исав догнал его и пошел рядом.
— Никак не пойму, отчего ты… не изменился.
— Это все пустыня, — ответил Хрюша, остановившись на узком каменном выступе над водой. Укрощенная дамбой, река текла мимо мирно, спокойно, однако я чувствовала ее мощь, ее древнюю магию, дающую этой земле жизнь. — Пустыня не любит перемен. Вот и удерживает меня… на полпути.
— Но какая же это мука…
Едва ли не с сочувствием Исав опустил перепончатую руку на плечо Хрюши. От этого Хрюша вздрогнул, но не отстранился. Чувствуя, что язык снова в моей власти, я открыла было рот, чтобы закричать, но тут же передумала.
«Целые выводки… Ведь это будут дети Хрюши, кем бы они ни были!»
— Немалая, — согласился Хрюша, переступив костылями, склонившись над водой и высвободив предплечья из локтевых упоров.
Плечи его всколыхнулись под белой рубашкой. Мне тут же захотелось погладить их.
— Если ты примешь превращение, твои ноги исцелятся, — негромко сказал Исав. Река, подхватив его голос, повлекла его за собой. — Ты будешь сильным. Ты возродишься к жизни. Весь океан станет твоим, все страдания останутся в прошлом, а вот твоя женщина — мы и ее возьмем с собой.
— Исав…
В его голосе звучало предостережение. Гнев. Но Исав ничего этого не слышал.
— Говори, женщина, — сказал он, оглянувшись на меня. — Скажи Исааку, чего тебе хочется.
Я все еще не могла шевельнуть даже пальцем, но язык во рту обрел свободу. Пришлось прикусить его, пока не сболтнул лишнего.
Исав со вздохом отвернулся.
— Исаак, ведь кровь — не вода. Неужели тебе не хочется иметь свою семью?
«Очень хочется», — подумала я.
Хрюша молчал, но, судя по тому, как напряглись его плечи, его ответом было «нет». Должно быть,
