- Правду ли говорят, отец, - спросила Барбара, - что раскрыли какой-то ужасный заговор с целью убить кабинет-министра во время его поездки по стране?
- Боюсь, что это весьма вероятно, - ответил Бродрик. - Заговор, кажется, действительно существовал, но его, к счастью, вовремя обнаружили, и ничего худого не произошло. Этот заговор был инспирирован какими-то подонками общества, и когда все выяснится, виновники понесут заслуженное наказание. В Слейне, разумеется, только об этом и говорят. Думаю, это окажет влияние даже на ход выборов.
- А что, мистер Хейр снова будет выдвигать свою кандидатуру? - спросил Генри.
- Насколько мне известно, да. Кстати. Генри, ты можешь кое-что сделать в этой связи. Сообщи всем моим арендаторам, чтобы они были готовы отдать свои голоса за того, кого я им укажу, а если кто-нибудь из них не явится в назначенный день без уважительной причины - а это может быть только болезнь, - они тут же обнаружат, что у них больше нет крыши над головой.
- Могу ручаться, что кое-кто непременно найдется, - со смехом сказал Генри. - Двое-трое, по крайней мере. Когда придет время, окажется, что у них сильнейшая лихорадка, так что даже пришлось позвать священника.
- Преподобный отец постарается на это время куда-нибудь удалиться, если у него хватит ума, чтобы быть подальше от неприятностей, - сказал Джон Бродрик, садясь на свое место во главе стола.
Увидев, что стул рядом с ним пуст, он нахмурился.
- Джон опять опаздывает, - сказал он. - Разве он не знает, что я сегодня должен был вернуться?
- Мне кажется, он собирался поехать на остров, - быстро сказала Барбара. - Он условился с одним из офицеров гарнизона поохотиться, пострелять зайцев. У них, наверное, что-нибудь случилось с лодкой.
- Я не потерплю неаккуратности ни от кого в этом доме, и менее всего от двенадцатилетнего мальчишки, - отозвался ее отец. - Клонмиэр это ему не Энрдиф-Касл, и у меня не такой покладистый характер, как у Саймона Флауэра. Имейте это в виду. Объясни своему брату, Генри, как следует себя вести. Мне казалось, что чему-чему, а вежливости вас должны были научить в Итоне и Оксфорде.
- Простите, сэр, - сказал Генри, обменявшись взглядом с сестрой.
- Джон никогда не имел представления о времени, - сказала вторая дочь Бродрика Элиза, которая надеялась снискать расположение отца, встав на его сторону. - Сегодня он проспал завтрак, Тому дважды пришлось его будить.
Незадачливый Джон, который вошел в столовую как раз в этот момент, увидел, что все смотрят на него с сочувствием, за исключением отца и Элизы; быстро пробормотав извинения и багрово при этом покраснев, он занял своем место за столом и еще усугубил неловкость, пролив на скатерть соус.
- Просто удивительно, - сухо заметил отец, - как это случается, что долгое пребывание в нашей глуши превращает джентльмена в неотесанного мужлана, который даже не умеет аккуратно есть. Твои друзья из Бресноз-Колледжа тебя просто не узнают. Впрочем, давайте поговорим о другом. Томас, вы можете нас оставить. Дамам будут прислуживать молодые господа. Дело в том, - сказал он медленно, словно обдумывая каждое слово, и глядя на своих детей, когда слуга вышел из комнаты, - что я должен вам кое-что сообщить относительно нашего будущего.
Он положил нож и вилку на тарелку и улыбнулся Генри, словно напоминая ему, что они уже раньше обсуждали этот вопрос, в то время как остальные ждали, что будет дальше.
Для Джона Бродрика это был момент торжества. Вот уже много месяцев, с того самого времени, как предположение о возможности добывать медь из недр Голодной Горы превратилось в уверенность, он ни о чем другом не думал. Он поставил себе целью сделать все возможное, чтобы преодолеть апатию и недоверие своих соседей, понимая, что сам не располагает капиталом, необходимым для покрытия начальных расходов. Кроме того, даже выбранный для рудника участок не принадлежал ему единолично. Земля на Голодной Горе входила своей частью в Данкрум, имение, принадлежащее Роберту Лэмли, и, не заручившись его согласием на образование компании, начинать работы было нельзя. Но вот, наконец, Роберт Лэмли подписал контракт, и можно было закладывать шахту. Дело ведь не в том, думал Джон Бродрик, с гордостью глядя на своих детей, что я стремлюсь к богатству для себя или для них. Деньги, конечно, будут, это само собой разумеется. Генри будет жить в Клонмиэре в полном достатке, а после него - его дети. Он увеличит свои владения, купив соседние земли, будет сажать еще деревья, пристроит новый флигель к замку, а если ему захочется, может даже распространить свои владения за пределы края, купив землю по другую сторону воды.
Нет, его больше занимает принципиальная сторона дела. Страна его богата, там лежат сокровища, которые можно взять, и только лень его соотечественников мешает им воспользоваться этим богатством. Он считает свои долгом, своей обязанностью перед страной и перед Всевышним извлечь спрятанные сокровища из недр Голодной Горы и отдать их - за известную плату - людям. Он посмотрел на портрет своего деда, что висел над камином в столовой, - Джон Бродрик, который построил Клонмиэр и был убит в одна тысяча семьсот пятьдесят четвертом году, когда шел в церковь, потому что пытался бороться с контрабандистами, орудовавшими на побережье. Джон знал, что дед одобрил бы его намерение построить шахту. Он тоже рассматривал бы это начинание как дело принципа, совершенно так же, как и его внук. Ну что же, может быть, и его убьют выстрелом в спину, как это сделали с первым Джоном Бродриком, или будут калечить его скотину, или подожгут сараи с зерном, но им не удастся его запугать, они не помашают ему выполнить то, что он считает своим долгом. Улыбаясь, он посмотрел на каждого из своих детей по очереди.
- Сегодня днем в замке Эндриф я подписал соглашение с Робертом Лэмли, согласно которому образована компания по строительству медного рудника на Голодной Горе, - сказал он.
Молодые Бродрики молча смотрели на отца, и он подумал со смешанным чувством гордости и веселого удивления, как они похожи друг на друга, - все они, начиная с высокого Генри и кончая малышкой Джейн, несмотря на то, что у каждого были свои индивидуальные черты, обладали неотъемлемым качеством Бродриков - уверенностью в том, что они умнее и лучше воспитаны, чем все прочие их сограждане.
Он вспомнил своего отца Генри, который сломал спину во время охоты в Дункруме, и когда его хотели отнести в ближайший коттедж на носилках из жердей и уложить там на кровать, он ругался и говорил: "Пошли вы все к дьяволу, дайте мне умереть на воле, под открытым небом, когда придет мой час". И они ждали - пять часов под дождем, а он смотрел на небо.
