Инсигна беспомощно развела руками.
– Само собой, я ничего ей не говорила, но ей и не нужно говорить. Не знаю, как это у нее получается, но Марлена, кажется, замечает абсолютно вес. Она умеет догадываться, даже о чем человек думает. Эту ее способность я заметила уже давно, только в последний год она проявляется все сильнее.
– Догадывается, значит, и время от времени попадает в точку. Объясни Марлене, что на сей раз она ошиблась, и последи, чтобы девочка не болтала.
– Но она уже успела поделиться этим открытием с молодым человеком, а он передал мне их разговор, Так я обо всем и узнала. Юношу зовут Ауринел Пампас, Он сын моих друзей.
– Хорошо. Учтем и это. Скажи ему, чтобы не придавал значения фантазиям маленьких девочек.
– Она уже не маленькая. Ей пятнадцать.
– Уверяю тебя – для него она малышка, Я знаю, что говорю, – ведь я наблюдаю за этим юношей. Он торопится стать взрослым, а насколько я помню себя, у мальчишек его возраста пятнадцатилетние девчонки не вызывают интереса, тем более…
– Тем более, что она такая нескладная? – перебила его Инсигна. – Ты это хотел сказать? Но она ведь такая умница.
– Это важно для нас с тобой. Но не для Ауринела, Если хочешь, я сам поговорю с мальчишкой. А ты побеседуй с Марленой. Объясни ей, что ее догадка смешна, что гибель Земли невозможна. И не следует распространять выдумки.
– Самое печальное то, что она совершенно права…
– Опять ты за свое. Знаешь, Эугения, мы с тобой столько лет скрывали эту тайну от всех, что будет лучше, если все так и останется. Едва люди узнают правду, они се тотчас исказят. На нас обрушится целый шквал дурацких сантиментов, абсолютно никому не нужных. Они помешают нам осуществить то, ради чего мы оставили Солнечную систему.
Эугения недоуменно поглядела на Питта.
– Значит, у тебя нет ни капли жалости к Солнечной системе, к Земле, породившей человечество.
– Знаешь, Эугения, чувства мои к делу не относятся, и я не могу позволить тебе отдаться эмоциям. Мы оставили Солнечную систему, когда поняли, что человеку пришла пора осваивать звездные миры. Я уверен, что за нами последуют другие, возможно, это происходит уже сейчас. Мы сделали человечество явлением галактического масштаба, и нам не следует мыслить в рамках одной планетной системы. Наше дело – здесь.
Они посмотрели друг на друга.
– Ты снова затыкаешь мне рот, – тяжело вздохнув, произнесла Эугения. – Ты заставлял меня молчать все эти годы.
– Да, и я буду делать это и в будущем году, и через год. Хватит, Эугения, ты меня утомляешь. Довольно с меня и первого раза.
И он вновь отвернулся к компьютеру.
4
В первый раз он заставил ее молчать шестнадцать лет назад, в 2220 году, в том самом году, когда перед людьми открылась Галактика.
Тогда шевелюра Януса Питта была темно-каштановой, а сам он еще не занимал должность комиссара Ротора, но уже считался многообещающим и весьма перспективным специалистом. Он возглавлял департамент исследований и коммерции и отвечал за работу Дальнего Зонда, который во многом был его собственным детищем.
Это было время, когда предпринимались первые попытки передачи материи через пространство с помощью гиперпривода.
Насколько было известно, только на Роторе занимались разработкой гиперпривода, и Питт принадлежал к числу энергичнейших сторонников полной секретности этих исследований.
– Солнечная система перенаселена, – говорил он на заседании совета. – Для космических поселений уже не хватает места. Даже пояс астероидов не поможет исправить ситуацию, поскольку и он почти весь заселен. Но что хуже всего – в каждом поселении существует собственное экологическое равновесие. От этого страдает коммерция, потому что все боятся подцепить чужую заразу. Уважаемые коллеги, у нас нет другого выхода; Ротор должен покинуть Солнечную систему – без торжественных проводов, без предупреждений. Покинуть навсегда, найти место во Вселенной, где мы сможем построить собственный дом, вырастить новую ветвь человечества, создать собственное общество и собственный образ жизни. Без гиперпривода это невозможно – но он у нас есть. За нами, разумеется, последуют другие. Солнечная система превратится в созревший одуванчик, семена которого разлетятся по всей Вселенной. Если мы отправимся первыми, то, быть может, сумеем подыскать уютное местечко еще до того, как начнется массовый Исход. Мы успеем встать на ноги и сможем противостоять любому, кто посягнет на наш дом. Галактика велика, места должно хватить для всех.
Присутствующие яростно заспорили. Одни в качестве аргумента выдвигали страх, боязнь оставить обжитое место, другие – любовь к родной планете. Некоторые идеалисты советовали поделиться знаниями со всеми, чтобы и другие могли воспользоваться ими.
На победу Питт не надеялся. Но она пришла к нему – в лице Эугении Инсигны, давшей ему в руки решающий аргумент. Немыслимая удача – ведь она обратилась прямо к нему.
Ей было тогда всего двадцать шесть лет. Она была замужем, но детей у нее еще не было.
Взволнованная, раскрасневшаяся, Эугения была нагружена ворохом распечаток.
Питт помнил, что при ее появлении он почувствовал раздражение. Он был секретарем департамента, а она – если говорить честно – никто, но с того самого момента считать ее таковой уже было нельзя.
Но Питт пока еще не знал об этом – и уже собирался выразить недовольство подобной бесцеремонностью. Но, заметив возбуждение молодой женщины, воздержался от колкостей. Она явно намеревалась обрушить на него свой утомительный энтузиазм и немедленно ознакомить со всеми подробностями этих многочисленных документов.
Хорошо, пусть все кратко изложит одному из помощников, решил он.
– Вижу, у вас важные материалы, доктор Инсигна, и вы хотите, чтобы я с ними ознакомился. Прекрасно, я сделаю это при первой же возможности. Почему бы вам не оставить все это моим сотрудникам? – и он указал на дверь, в надежде, что, сделав «кругом через плечо», она отправится в приемную. (Позже, на досуге, он пытался представить себе, что было бы, если бы она послушалась его тогда – и сердце невольно замирало.)
Но она ответила:
– Нет-нет, мистер секретарь. Я должна переговорить лично с вами – и ни с кем другим. – Голос ее дрожал от волнения. – Это же величайшее открытие со времен… со времени… – она смешалась и замолчала. – Словом, величайшее!
Питт с сомнением посмотрел на распечатки, зажатые в ее трясущихся руках, – и не ощутил никакого волнения. Этим специалистам всегда мерещится, что каждый их робкий шажок по научной ниве ниспровергает любые основы.
