К вечеру второго дня наши биологические часы в один голос потребовали сытного обеда и сна. На Серегу Самойлова жалко было смотреть. Видимо, его организм отличался особой способностью сжигать поступающие калории, и если наши ноги отказывались повиноваться, то о нем и говорить не приходилось. Не знаю, на чем держался Мовшович, но он один сохранил силы и еще пытался уговорить нас, но, как оказалось, совершенно напрасно.
— Это все ты, Кенгуру, со своим дурацким принципом, — сказал он с раздражением, злясь на то, что время неумолимо отсчитывает секунды, а мы как будто не замечаем этого и, может быть, мысленно уже примирились с поражением. — Этот лабиринт не обойдешь весь и за пять дней. Надо было больше полагаться на здравый смысл и интуицию!
— Да-а ты все время нарушал э-этот при-инцип! — вдруг начал заикаться Сашка.
— Как это нарушал? Мы последовательно проверяли все проходы слева направо!
— А надо не проходы! Надо держаться левой стеньг.
— И куда бы она тебя привела? Прямо к выходу? Постучать и попроситься — выпустите нас, мы не туда попали?
— Зачем же к выходу? Надо, если уж вышли с первого раза с левого хода, миновать центральную площадку и продолжать держаться левой стены.
— И тогда мы бы попали в правое крыло лабиринта, где кто-то побывал до нас и убедился, что там делать нечего!
— А ты уверен, что они не допустили ошибки?
— Пошел, ты, умник! Все! Отдых кончился! Командор поднялся и обвел нас сердитым взглядом.
— Ну!
Самойлов, выдержавший, к нашему удивлению, дневную голодовку и даже не прикоснувшийся к выданным продуктам, жалко улыбнулся.
— Володенька, я не говорю о сне, но надо хотя бы пообедать!
Командор позеленел. Он схватил свой рюкзак и вытряхнул перед Серегой весь свой оставшийся рацион.
— На! Жри! Ненасытная прорва! Из-за таких слюнтяев и я могу провалиться в этом чертовом лабиринте! Мы все окаменели. Только Саша, этот Задумчивый
Кенгуру, поднялся и, спокойно собрав с пола консервные банки и пакеты, сложил их в рюкзак, завязал его и протянул командору.
— Иди один. Да, мы слабее тебя и можем не выдержать испытания… Зачем тебе страдать из-за нас?
— Иди, командор. После всего, что здесь произошло, нам не очень хочется тебя видеть, — подтвердил Сима.
— Пойдем, Интуиция! Вдвоем мы пробьемся.
— Нет, Володя. Будь что будет, но я не могу оставить ребят.
— По-твоему, я вас бросаю?
— Ты — совсем другое дело. Ты сильнее и пробьешься в одиночку.
Мовшович закинул за спину рюкзак и скрылся в проходе.
— Вот теперь можно спокойно пообедать, — улыбнулся Сима.
— И поспать, — добавил Серега. — Знаете, ребята, я как-то здорово сдал. Мне, наверное, следует остаться здесь и терпеливо ждать конца третьих суток.
— Не глупи, — заявил Сашка. — Нам с самого начала нечего было устраивать эту гонку. Силы надо расходовать равномерно. Да и работать нужно не только ногами, но и головой, а нам остановиться некогда было, не то что поразмыслить! Ты, конечно, сам виноват. Надо было развивать не столько силу, сколько выносливость. У меня товарищ… Он штангой занимался. Выкладывался до предела. Тот тоже. Вовремя не поест и становится слабей цыпленка. Так и у тебя. Давайте, действительно, пообедаем, поспим и тогда будем решать, что делать дальше.
Проснувшись, Серега заглянул в свой рюкзак, прикидывая, чем из остатков рациона можно подкрепиться, чтобы из-за своей слабости не задерживать нас, и обнаружил банку концентрированного молока.
— Ребята! Это нечестно! Что это вы еще выдумали! Признавайтесь, кто?
— Ну я, — спокойно откликнулся Сашка. — Тебе позавтракать надо. Иначе не потянешь. А я могу. Мне надо меньше, и я выносливей. Попил водички…
Он потряс термос и ощутил легкий толчок жидкости на самом донышке.
— Ребята, а ведь воду тоже, наверное, надо экономить? — произнес он растерянно.
— Давайте по одной банке молока на двоих. Это заменит нам и завтрак, и воду, — предложил Сима.
Предложение одобрили. Серега аккуратно проколол в банках по две дырки.
— Удобно и гигиенично, — провозгласил он. — Каждый прикладывается к своей, персональной дырке!
Эта персональная дырка почему-то привела всех в шутливое настроение. Сашка предложил организовать клуб под таким названием.
— Звучит, — смакуя новое словосочетание, сказал Сима. — Особенно, если она окажется черной дырой.
— Вылетим мы с ней в надпространство.
— Зачем же в надпространство? Просто вылетим! Это напоминание о возможном конце нашего блуждания по лабиринту отрезвило, но только на мгновение.
— По-моему, нам пора, — озабоченно, но явно невпопад оказал Серега.
Взрыв хохота потряс лабиринт и, если где-нибудь поблизости спала другая группа, она непременно должна была проснуться, несмотря на то, что стены лабиринта оказались покрытыми мягким звукопоглощающим пластиком. Вдоволь посмеявшись, мы собрали свои пожитки и двинулись до ближайшей развилки. Честно говоря, мне надоело это блуждание, кроме того, оно мне казалось бессмысленным, и я поспешил высказаться.
— Командор прав. В центральной части лабиринта выхода нет. Это действительно примитивно.
— Ты в этом уверен?
— Интуиция…
— Но ведь левый ход мы исследовали полностью!
— Зато даже не попытались сунуться в правый!
— Но ведь там ребята написали…
— Во-первых не написали, а нацарапали, — я возражал больше для порядка, чем из желания спорить, — а во-вторых, и тут уже прав Саша, ты гарантируешь, что эти самые доброжелатели не ошиблись?
Сима даже не посчитал нужным возразить на такие шаткие доводы. Я понимал, что он прав, иначе зачем этим ребятам нужно было царапать стены. И тут меня осенило!
— Какие же мы ослы!
— Говори о себе в единственном числе, — съязвил Смолкин.
— Брось, Симочка. Мы же здесь все свои, — миролюбиво заметил Сашка.
— Спасибо, удружил. Сам, однако, предпочитаешь скрываться под вывеской кенгуру. Удобнее, правда?
— Трепачи! — безнадежным голосом произнес Серега. — У человека один раз в жизни проблеснуло, а вы не даете ему высказаться.
— Эпидемия какая-то! — оторопел Сима от такого бесцеремонного вторжения в сферы, где он привык считать себя недосягаемым. — Можно подумать, что все окончили школу злословия с английским уклоном. Ну давай, пророк! Что ты там надумал? Или тоже горишь желанием присоединиться к этому непрофессиональному балагану?
Я мотнул головой, отвергая беспочвенные обвинения, и в отместку решил устроить ему экзамен на сообразительность.
— Саша! У меня к тебе один вопрос. Почему, убедившись в бесплодности левого хода, ты не оповестил об этом идущую вслед публику?
