Кравцов знал Али-Овсада по Нефтяным Камням, и формулы типа «отдыхай-мотдыхай — такое слово не знаю» были ему достаточно хорошо известны.
Любовь к морскому бурению и уважение к мастеру Али-Овсаду были, пожалуй, единственными пунктами, объединявшими Кравцова и Уилла.
Прошли еще сутки. Индикаторы показали, что обе колонны труб — бурильная и обсадная — поднялись вверх еще на двадцать миллиметров. Поднять бурильную колонну с помощью лебедки не удавалось по-прежнему. Было похоже, что земля потихоньку выталкивает трубы из своих недр, но произвести эту работу человеку не позволяет.
Уилл заметно оживился. Напевая шотландские песенки, он часами торчал под полом буровой вышки, у превентеров, возился с магнитографом, что-то записывал.
— Послушайте, Уилл, — сказал Кравцов за ужином. — По-моему, надо радировать в центр.
— Понимаю, парень, — откликнулся Уилл, подливая рому в чай. — Вы хотите заказать свежие журналы на испанском.
— Бросьте шутить.
— Бросьте шутить, — медленно повторил шотландец. — Странное выражение, по-английски так не скажешь.
— Повторяю по-английски, — подавляя закипающее раздражение, сказал Кравцов: — надо радировать в центр. В скважине что-то происходит.
Утром они запросили внеочередной сеанс связи и доложили Геологической комиссии МГГ о странном самоподъеме труб.
— Продолжайте наблюдать, — ответил далекий голос вице-председателя комиссии. — Ведь вам не требуется срочной помощи, Уилл?
— Пока не требуется.
— Вот и хорошо. У нас, видите ли, серьезные затруднения на перуанском побережье. Новая военная хунта препятствует бурению.
— Советую вам свергнуть ее поскорее.
— Ценю ваш юмор, Уилл. Привет Кравцову. Всего хорошего, Уилл.
Инженеры вышли из радиорубки, и духота полудня схватила их влажными липкими лапами. Кравцов поскреб бородку, сказал:
— Черт бы побрал военные хунты.
— Не все ли равно? — Уилл вытер платком шею. — Лишь бы они не мешали работать ученым и инженерам.
— Мир состоит не только из ученых и инженеров.
— Это меня не касается. Я не интересуюсь политикой. Смешно на вас смотреть, когда вы со всех ног кидаетесь к приемнику слушать последние известия.
— А вы не смотрите, — посоветовал Кравцов. — Я же не смотрю на вас, когда вы лепите женские фигуры и плотоядно улыбаетесь при этом.
— Гм… Мои улыбки вас не касаются.
— Безусловно. Так же, как и вас мои броски к приемнику.
— Вы проверили канат?
— Да, я выбрал слабину. Послушайте, Уилл, какого дьявола вы согласились на вахту здесь? Вы, с вашим опытом, могли бы бурить сейчас…
— Здесь хорошо платят, — отрезал шотландец и полез в люк.
А трубы продолжали ползти вверх. Утром шестого дня Кравцов заглянул в окошко самописца — и глазам своим не поверил: полтора метра за сутки!
— Если так пойдет, — сказал он, — то обсадная колонна скоро упрется в ротор.
— Очень возможно. — Уилл, свежевыбритый, в синих плавках, вышел из своей каюты.
— Вы будете купаться? — хмуро спросил Кравцов.
— Да, обязательно. — Уилл натянул на голову шапочку и пошел к бортовому лифту.
Кравцов спустился в люк. Превентеры лезли вверх прямо на глазах. «Придется вынуть вкладыши из ротора, чтобы превентеры могли пройти сквозь него», — подумал он и принялся отсоединять трубы гидравлического управления.
Тут заявился Уилл, от него пахнуло морской свежестью.
— Сегодня очень теплая вода, — сказал он. — Ну, что вы тут делаете, парень?
Они освободили превентеры от подводки, сняли с них все выступающие части и поднялись наверх.
— Ничего не понимаю, — сказал Кравцов. — Ну ладно, самоподъем бурильных труб. Невероятно, но факт. Но ведь низ обсадной колонны сидит в грунте намертво. А она тоже лезет вверх. Дьявольщина какая-то. Не сегодня — завтра верх обсадки с превентерами пожалует сюда.
— Придется срезать верхние бурильные трубы, — сказал Уилл.
Кравцов задрал бороденку и, щуря глаза за стеклами очков, посмотрел на талевый блок. В последние дни они много раз выбирали слабину канатов, и теперь талевый блок оказался вздернутым чуть ли не до самого «фонаря» вышки. Подойдя к пульту, Кравцов взглянул на стрелку указателя.
— Только девять метров запаса, — сказал он. — Да, придется резать.
Уилл встал у клавиатуры пульта. Взвыл на пуске главный двигатель, мягко загудели шестерни редукторов мощной лебедки: Уилл дал натяжку бурильным трубам. Затем он тронул пальцами одну и другую клавиши. Из станины автомата выдвинулся длинный кронштейн с плазменным резаком и приник к трубе. За синим бронестеклом из вольфрамового наконечника со свистом вырвалось тонкое жало струи электронно-ядерного газа. Автомат быстро обернул резак вокруг бурильной трубы, пламя погасло с легким хлопком, и кронштейн ушел назад.
Отрезанная восьмидесятиметровая «свеча» бурильных труб плавно качнулась на крюке, автомат-верховой отвел ее в сторону и опустил на «подсвечник» — будто пробирку в штатив поставил.
Освободившийся крюк с автоматическим захватом-спайдером быстро пошел вниз. Там, наверху, он казался немногим больше рыболовного крючка, теперь же, спустившись, занял чуть ли не все пространство между металлическими ногами вышки.
Спайдер сомкнул стальные челюсти вокруг оставшегося внизу конца бурильной колонны. Уилл включил подъем, «подергал» трубу — на всякий случай. Нет, скважина не отпускала колонну, трубы не поддавались, как и прежде.
Больше делать было нечего. Кравцов уселся в шезлонг под навесом и уткнулся в журнал на испанском. Ветерок приятно обвевал его тело. Уилл снял ленту с магнитографа и, насвистывая, рассматривал запись.
Кравцов поднял голову.
— Что это может быть, Уилл? Скважина будто взбесилась…
— А что мы вообще знаем о земных недрах? — голос Уилла прозвучал необычно резко. — Мы знаем, да и то прескверно, лишь тонкий слой бумаги, наклеенный на глобус.
«Неплохо сказано», — подумал Кравцов.
— Если бы человечество не тратило столько сил и средств на вооружение…
— Что вы сказали?
— Это я гак, про себя, — устало проговорил Кравцов. — Мы бы сумели многое сделать, если бы сообща, всем миром…
— Никогда этого не будет, — перебил его Уилл.
— Будет. Обязательно будет.
— Человечество, о котором вы любите рассуждать, более склонно к драке, чем к научным изысканиям.
— Не человечество, Уилл, а отдельные…
— Знаю, знаю. Вы мне уже объясняли: монополисты. Меня это не касается, будь оно проклято.
