Так и вышло. Вывезли мы с этой несчастной планетки сотни две, объявили об очередной победе деятельного гуманизма над разумом, распихали терпил по разным глухим углам. Кажется, они сейчас уже все перемёрли. Зато хоть напоследок пожили в относительном комфорте. Отличный результат, кстати.
Я и сейчас так считаю, если что.
Но это всё было потом, а в данный конкретный момент именно меня, как героя Ковчега и знаковую фигуру, направили на эту грёбаную Надежду, чтобы я там работал говорящей головой, свадебным генералом и грушей для битья. То есть формальным начальником экспедиции.
Я с самого начала чуял, что будет какой-то блудняк и что мне он выйдет боком. Попытался было отбояриться, но не удалось. Приказ командира — закон для подчинённого. Так что собрал я чемоданчик и поехал на космодром.
Итак, Надежда. Местечко с первого же взгляда производило впечатление не просто тухлое, а гнилое. Девять континентов, на каждом развалины цивилизации уровня земного двадцатого или двадцать первого, следы войн, экологических катастроф и стремительно вымирающее население. Отчего оно вымирало, толком никто понять не мог. Биологи под нашим давлением написали какую-то хрень про «бешенство генных структур», но на самом деле никто ничего не понимал. В довершение ко всему основную часть населения кто-то куда-то вывез — и очень похоже, что и в самом деле Странники… В общем, всё, как мы любим.
Официально я был куратором прогрессора-зоопсихолога Льва Абалкина, который занимался изучением планеты и поиском желающих эмигрировать. Работал он с неким Щекн-Итрчем, голованом. Это такая инопланетная раса, типа разумных собак. Одно время они были на Земле очень популярны. Собачки эти нас презирали и не особенно это скрывали. Тем не менее, их все обожали, потому что как же, собаченьки, няняня и мимими. В конце концов мы им надоели и они как-то пропали с глаз. Не знаю, что там точно было — то ли разорвали отношения, то ли просто перестали общаться с людьми. Общественность по этому поводу даже пролила какую-то слезу — мол, чем мы их обидели, чем оскорбили тонкую инопланетную душу? А по-моему, они просто сукины дети, во всех смыслах. Например, они умеют гипнотизировать людей и подавлять волю. По-моему, одного этого достаточно, чтобы держаться от них подальше.
Да и вообще. Псы — они и есть псы. Я вообще собак не люблю.
Абалкин, наоборот, любил их слишком. А вот людей — не особенно. Так что большой симпатии между нами не возникло, хотя и каких-то конфликтов тоже не было. Я читал его отчёты и давал инструкции. Он, соответственно, писал и исполнял. В общем, это было и всё, так что расстались мы, почти довольные друг другом.
На прощание я подарил ему пакет собачьего корма для крупных пород — специально на Земле заказал. Ну, немножко подколоть хотел, чего уж там. Абалкин и бровью не повёл: поблагодарил вежливо и оставил мне на память находочку. Старинную золотую монетку на цепочке. Сказал — нашёл в развалинах.
Честно говоря, я от Абалкина хорошего не ждал, вот и подумал, что тут может быть какая-нибудь неприятная шуточка, а то и пакость. Поэтому монетку тщательно проверил. Даже на химический состав.
Тут-то я и попал. Коготок увяз. Но кто ж знал-то?
Ничего ж себе я расписался! Похоже, напоследок жизни я открыл в себе талант. Литераторский, или как там это называется. Хотя нет: литератору нужно чего-то выдумывать и к тому же показывать деятельный гуманизм. А у меня этого ни на каком балансе не числится.
Ладно, дальше движемся.
Монетка оказалась самой обычной, безо всяких сюрпризов. Только золото оказалось сверхчистым. При этом монетке было около двухсот лет и сделана она была конкретно на Надежде: это проверяется по так называемой памяти металла, которую подделать невозможно. То есть можно, если продержать монету тот же срок в условиях, идентичных имеющимся на Надежде. Что — сами понимаете.
Напрашивалась гипотеза: аборигены когда-то владели трансмутацией элементов — хотя, если из них делали деньги, то технология была малораспространённой и являлась госмонополией. Из чего следовало, что у них был капитализм или что-то в этом роде — и это при технологиях не ниже земного двадцать второго века.
Базовой теории исторических последовательностей это противоречило. Зато объясняло всё остальное, в том числе нынешнее плачевное состояние. У них же были войны, а с технологиями двадцать второго можно такого оружия массового поражения наклепать, что мы и сейчас не разберёмся. Правда, непонятно, почему эти ушлые аборигены в космос не вышли — но и тут есть объяснение: именно что вышли и с планеты удрали, никто их не вывозил, сами справились. И сейчас где-то, стало быть, обретаются.
А между прочим, во Вселенной есть одна космическая цивилизация гуманоидного типа, как известно — наша. И другой нам не надобно.
Да, я понимаю, как это со стороны выглядит. Ещё один молодой, подающий надежды представитель общественности бросился спасать мир. Ну, где-то так. Но же не устраивал кипеша и не бился в истерике. Я понимал, что, скорее всего, моя версия глупая и я просто чего-то не знаю. Однако есть такой закон жизни: лучше перебдеть, чем недобдеть. Кажется тебе что-то подозрительным — извести начальство. Как максимум ты и в самом деле спасёшь мир. Как минимум — прикроешь собственную задницу. Но это тоже хорошо, потому что сам о ней не позаботишься — никто о ней не позаботится.
Поэтому я сел, оформил свои соображения в виде доклада, монетку приложил как вещдок. И отправил наверх.
Отклика я никакого не получил. Из чего сделал вывод, что вопрос либо выеденного яйца не стоит, либо уже передан в надёжные руки специалистов. И то и другое меня искренне радовало. Моё дело — прокукарекать, а там хоть трава не расти.
Ну а вскоре после этого меня перевели на Землю и дали кабинет с видом на лесопарковую полосу. И поставили на хозяйственную деятельность.
Извините, вчера не дописал: сильно расстроился. Очень уж неприятно сознавать, что ты своими собственными руками разрушил то, что так хорошо начиналось.
Хотя нет, начиналось-то как раз не очень. Я сидел в кабинете, кривил морду и считал себя несправедливо обиженным. Но потом разобрался, вник в процессы и понял, что начальство право, а я — нет. Ибо это моё.
Оперативник из меня, честно сказать, так себе. В большое начальство меня так и так не пустят. Да если бы и пустили — не усидел бы. Не люблю я всей этой подковёрной возни, политиканства и кипеша. Понимаю как бы расклады, могу в это играть, но не люблю. А это важно — любить то, что ты делаешь. Меня бы в этом террариуме съели просто из любви к искусству. Разве что я надёжно закрылся бы чьим-то толстым задом. Но тогда этот толстый зад мне пришлось бы всю жизнь вылизывать. А мне такая диета кажется несколько однообразной, что-ли.
