Мои слова потонули в буре рукоплесканий. Умолчу о том, что происходило затем, — это слишком похоже было на массовую овацию в мою честь. Комиссия и собрание наделили меня всеми возможными полномочиями. На следующее утро я беседовал с руководителем отдела Проциона (он же шеф космической разведки) советником Малинграутом.
— Итак, вы хотите отправиться сегодня же? — сказал он. — Отлично. Разумеется, не в вашей ракете, Тихий. Это исключено. В подобных случаях мы используем специальные ракеты.
— Зачем? — спросил я. — Меня вполне устраивает моя собственная.
— О, я не сомневаюсь в ее отличных качествах, — ответил он, — но проблема маскировки… Вы отправитесь в ракете, внешне похожей на что угодно, только не на ракету. В данном случае мы используем… Впрочем, увидите сами. Ну, далее, вы должны, разумеется, высаживаться ночью…
— Как это ночью? — сказал я. — Выхлопной огонь немедленно меня выдаст.
— До сих пор мы поступали именно так… — явно обеспокоенный, сказал он.
— Ладно, разберусь на месте, — сказал я. — Мне самому тоже придется маскироваться?
— Это необходимо. Наши эксперты займутся вами. Они уже ждут. Прошу вас сюда…
Секретным коридором меня провели в комнату, напоминавшую небольшой операционный зал. Тут за меня взялись сразу четверо. Час спустя, когда меня поставили перед зеркалом, я сам себя не узнал. Закованный в жесть квадратные плечи, прямоугольная голова, стеклянные линзы вместо глаз, — я выглядел, как обычнейший робот.
— Пан Тихий, — обратился ко мне шеф маскировщиков, — запомните несколько важных правил. Во первых, вы не должны дышать
— Да вы с ума сошли! — возмутился я — Как это? Я ж задохнусь!
— Вы не поняли. Разумеется, дышите себе на здоровье, только тихо. Глубокие вдохи, сопение исключаются, все бесшумно, и не дай вам бог чихнуть. Тогда вам конец.
— Ясно, что еще? — спросил я.
— На дорогу получите годовые комплекты "Электронного курьера" и листка оппозиции "Глас вакуума".
— Так у них есть и оппозиция?
— Есть, но возглавляет ее тоже Калькулятор Профессор Млассграк предполагает, что у него кроме электрического, еще и политическое раздвоение личности Далее, ничего не жевать, конфет не грызть. Есть будете только по ночам — сквозь это отверстие, вот здесь. Как только вставите ключик, клапан приоткроется (это вертхеймовский замок), смотрите, вот так. Ключик не потеряйте — умрете голодной смертью.
— Правда, роботы ведь не едят.
— Мы вообще не очень-то знаем, как они там живут, сами понимаете. Вы посмотрите всякие мелкие объявления в их газетах, это вам кое в чем поможет. И вот еще что: когда будете говорить с кем-нибудь, ради бога держитесь подальше, чтобы нельзя было заглянуть к вам внутрь через сетку динамика. Лучше всего постоянно черните себе зубы. Вот тюбик с хной. И не забывайте демонстративно промасливать себе по утрам шарниры — роботы так делают. Но не переусердствуйте — если будете немного поскрипывать в суставах, это только к лучшему. Ну вот, как будто все, более-менее. Э, куда вы? В таком виде на улицу? Да вы спятили! Сюда, тайным ходом, прошу…
Он нажал на одну из книг в шкафу, часть стены сдвинулась, и я, грохоча, спустился по узенькой лестнице во двор, где стоял грузовой вертолет. Меня погрузили и машина поднялась в воздух. Час спустя мы опустились на тайном космодроме. Здесь, на бетоне, подле обычных ракет, высился, подобно башне, округлый хлебный амбар.
— Это ракета? Побойтесь бога! — сказал я сопровождающему меня тайному офицеру.
— Именно так Все, что вам может понадобиться — шифры, коды, передатчик, газеты, продовольствие, всякие мелочи, — уже внутри. Кроме того — большой ломик.
— Ломик?
— Ну, ломик, которым вскрывают сейфы… вместо оружия, на крайний случай, конечно. Ну, ни пуха — любезно пожелал офицер. Я не мог даже руку ему пожать как следует — моя была втиснута в стальную рукавицу. Я повернулся и через дверь вошел в амбар. Внутри он оказался обычнейшей ракетой. Меня так и подмывало выбраться из своей стальной коробки, но это было запрещено — специалисты объяснили, что лучше будет, если я привыкну к этой тяжести.
Я запустил реактор, стартовал и вышел на курс, потом не без труда пообедал — приходилось дьявольски выворачивать шею, и все равно рот не совмещался с клапаном, пришлось помогать обувной ложкой Потом я завалился в гамак и принялся за газеты роботов. На первых же страницах мне бросились в глаза странные заголовки:
Причисление Электриция к лику святых.
Слизнячьим поползновениям вражьим предел положим.
Тумультум на стадиуме.
Слизняк в оковах.
Словарь и грамматика сначала было изумили меня, но я тут же вспомнил слова профессора Гаргаррага о словарях архаичного языка, которые некогда вез на своем борту "Божидар". Я уже знал, что слизняками poботы называют людей. Самих себя они величали благородцами. Я взялся за последнюю статью, ту, что про слизняка в оковах.
"Двоица алебардщиков Его Индуктивности застигла на третьей страже слизняка-шпика, каковой прибежища искал в постоялом дворе благор. Мремрана. Будучи верным слугой Его Индуктивности, благор. Мремран мигом городскую алебардирню уведомил, вслед за чем вражий лазутчик, с забралом для поношения открытым, выкриками ненавистными черни провожаем, в темницу Калефаусгрум ввергнут был. Каузой сей юриор II Семперетиции Туртран занялся".
Неплохо для начала, подумал я и обратился к статье под названием "Тумультум на стадиуме"
"Созерцатели турнира грендзельного готовы были уже в смятении поле покинуть, когда Гирлай III, грендзель Туртукуру передавая, ограждение насквозь пробульдозил, вследствие чего фрактура голени его от игры отвратила Но об заклад побившиеся, видя выигрыши свои утраченными, к кассе ринулись, тингулум кассовый штурмом взяли, тингулятора прежестоко помяв. Патруль алебардирни пригородной восьмерых смутьянов, камнями их обвешав, в фоссу покидал. Когда же конец треволнениям оным настанет, кветливые спекуляторы покорнейше начальство вопрошают?"
Словарь разъяснил мне, что "кветливый" означает "спокойный" от "quietas", "quietatis" — "покой", а "грендзельня" — нечто вроде стадиона, на котором роботы играют в свою разновидность футбола. Мячом им служит литой свинцовый шар. Я продолжал упорно штудировать газеты, ведь перед отлетом мне усердно вбивали в голову, что нужно вжиться в обычаи и нравы благородцев, — даже мысленно я уже так выражался, потому что назвать их роботами было бы не только оскорблением, но и саморазоблачением. Так я прочитал одну за другой статьи "Установления на предмет благородцев совершенного благоденствия", "Аудиенция магистра Грегатуриана", "Перегринации благородцев ради ламп охлаждения" Еще удивительней были объявления, многие из них я вообще едва понимал:
