Но сейчас расовое происхождение нового члена экипажа вызывало у Рихарда беспокойство.
Он заранее отписал всем короткие сообщения, созвав команду на корабль. Они сидели в кают-компании, за общим столом, ожидая капитана. Как всегда. Штурман, техники, программист, инженер, врач и пятеро крепких парней без определенной профессии. То есть функцию их все понимали, только вслух об этом говорить считалось плохой приметой.
Рихард сжал зубы.
Ррит остановился за его плечом, бесшумный и напряженный. Человек чувствовал его спиной. Жаркая тень. Л’тхарна не мог спрятаться за ним, потому что просто был выше, хоть и ненамного, где-то на полголовы. Но очень хотел спрятаться. Ощущение было своеобразное.
Капитан поймал себя на мысли, что впервые назвал тварь по имени.
На них пялились. Кто-то присвистнул. Кто-то сказал “Ё!”
— Знакомьтесь, джентльмены, это наш новый пилот.
Повисло молчание.
Долгое.
— Никакой культуры общения, — вставил шпильку Ариец. Он понимал, что сейчас начнется выяснение деталей, и собирался в нападение вместо защиты.
Команда молчала.
— Ну? — с неудовольствием бросил Рихард: этот речевой паралич начал его раздражать.
— Кэп! — наконец сдавленно сипнул Джига.
— Что?
— Это же ррит!
— Да? — удивился Рихард. — А я думал, нкхва.
— Мне тоже сначала показалось, — ернически квакнул Хкасо, но осекся под тяжелым взглядом.
— Прошу любить, но потом не жаловаться, — стандартная капитанская фраза прозвучала по-новому. — Л’тхарна. Мы поднимаемся через час, так что приветствия и пожимание рук прошу уложить в минимум времени.
Конечно, никто не шевельнулся.
Люнеманн уже собрался хлопнуть в ладоши и объявить “Джентльмены, идем на старт”, когда его инженер снова заговорил.
— Рих, — тихо сказал Джига, — не знаю, где ты упал и чем ушибся, но это не смешно. Выставь ЭТО с “Элизы”. Сейчас. Я люблю твой корабль. Ты меня давно знаешь. Я прошу.
И Джига сглотнул, потому что голубые глаза Рихарда побелели. Перед ним встал уже не славный парень Рих, которого Джига знал без малого двадцать лет.
Пират по кличке Ариец.
— Джентльмены, — слова падали как свинцовые чушки, — мы сейчас пойдем в рейс. Это будет такой рейс, которого вы в своей жизни еще не видели и не увидите больше. Время не ждет. Мне нужен второй пилот. Если здесь сидят “наци”, то пусть они платят мне неустойку и выметаются.
Рихард чувствовал себя идиотом из-за того, что приходится защищать зверюгу от своих. Но что ему оставалось? Не устраивать же коллективную травлю, это, во-первых, глупо, во-вторых, гнусно, а в-третьих, Л’тхарна все-таки ррит. Мало ли что он выкинет, если его довести. Да, в этом смысле есть некоторая опасность, но доводить-то зачем?
Он не видел, какими глазами смотрит на него тварь.
В ответ — полное молчание.
Один из пятерых сделал Рихарду знак — им все равно.
Хоть что-то хорошее.
— Я остаюсь, — хмуро сказал Джига. — Но моя каюта рядом с каютой Джонни. Рядом с этим я находиться не желаю.
— Майк, — сказал Рихард, — переедешь в джонниевскую нору?
Медик кивнул. Его каюта располагалась в конце коридора. Второй шла капитанская.
— Все высказались? — почти злобно поинтересовался Рихард. — Джентльмены, идем на старт.
Мирно, не торопясь, шел контрабандный биопластик к нежному капитану Люнеманну.
Только после старта Ариец доложился команде о планах. Так водилось. Во избежание утечки сведений. Команда была впечатлена по самое не могу; особенно когда Рихард специально оговорил, что делиться добыча будет по обычной схеме. По обычной схеме каждому доставались такие миллионы, что сертификат законопослушного гражданина и дом с садом на Древней Земле ждали тех, кто решил бы закончить на этом деле пиратскую жизнь. Нкхва получал практически столько же, человеческие деньги вполне конвертировались в нкхварные.
Зверюга, разумеется, при докладе не присутствовала. Находилась на рабочем месте.
— Да, — сказал Джига, когда они с Рихардом вдвоем пили коньяк в кэп-каюте, — я теперь понимаю, почему ты такое отчебучил. Я бы тоже хоть черта из пекла пилотом взял. Уважаю.
Ариец только ухмыльнулся.
Л’тхарна вел себя послушно. И тихо. Конфликтов с командой не было, потому что команда с ним не общалась. Наотрез отказывались даже передавать распоряжения капитана, так что беседовать с тварью Рихарду всякий раз приходилось самому.
Нельзя сказать, чтобы это его тяготило. Видеть, как у кого-то при виде тебя глаза загораются радостью, всегда приятно. Даже если это желтые глаза одного из тех, кто до сих пор считается самым страшным врагом человечества. Страшнее не видывали…
А пилотом он был хорошим. Очень. Даже неуютно делалось. У ррит реакция впятеро лучше, чем у людей, соревнование в скорости Рихард однозначно второму пилоту проигрывал, и сетовать на это было так же глупо, как на то, что родился человеком. Люди — доминирующая раса Галактики, в конце концов. Но Арийцу все равно не хотелось распространения этой информации в среде экипажа.
Он и не опасался распространения. Кто бы рассказывал?
Грузовоз уже засекли. До сближения оставалось девятнадцать условных суток. Вроде, все шло тихо. Ариец прислушивался к собственной интуиции: полное отсутствие дурных предчувствий было бы плохим знаком, но дурные предчувствия у Люнеманна имелись. Смутные, бесформенные и непонятно к чему относящиеся.
Лучший вариант. У всякого человека есть впереди какая-то гадость, но неудачный рейс обыкновенно Ариец видел внутренним взором ясно, как в кино.
Настроение у него стабильно держалось хорошее. Потому однажды, дойдя до двери кэп-каюты, он бросил взгляд в конец коридора и подумал, что интересно бы посмотреть, чем занимается на досуге второй пилот.
Предупреждать о появлении себя начальство не стало.
Л’тхарна сидел на полу и плел косички. Увидев капитана, он вздрогнул и так и остался сидеть с недоплетенным шнуром собственных волос в пальцах.
Людской мебелью он, видимо, принципиально не пользовался. На корабле все было складное-разборное, так вот ровным счетом ничего второй пилот не собрал. Ни кровати, ни стола со стульями, ни полок.
Рихард ободряюще улыбнулся ему.
Вместо того чтобы встать, как сделал бы человек, ррит наклонил голову — доплетенная коса скользнула на пол с плеча — и прижал уши. Жест показался Люнеманну потешным. Впервые. Обычно люди над ррит не смеялись. Над кем угодно смеялись, но не над ррит.
Что ему, собственно, здесь понадобилось, и что сказать, Ариец не знал. Поэтому сказал первое, что пришло в голову:
