— Слушаешь себя?
— Акустическим нарциссизмом не страдаю.
— Но все сама?
Она приподняла брови.
— Не все.
Повернула на узкую пустынную улицу.
— Поиграем? Закрой глаза.
— Зачем? — спросил он в темноте.
— Игра такая.
— Ну? Можно?
Он открыл глаза в лифте. Она сняла черные очки, стянула с головы нелепую шапочку с ушными клапанами. Он вдохнул ее запах.
— Конспирация удалась?
— Вполне.
Она смотрела на него спокойно и даже доброжелательно, но взгляд этот непонятным образом останавливал его, выстраивал непреодолимую прозрачную стену. Ну, что же ты, Васька? Что за сладкий паралич сковал твои члены? Где твое красноречие? Где твой виртуозный флирт? Где твоя легендарная способность покорения любой женщины за исключением миллиардов неинтересных тебе либо не встреченных тобой? Ты здесь, Василий, или где? Боже. Как в первый раз…
Она открыла дверь, обернулась.
— Заходи.
Уютная берложка. Запасной аэродром. (Неужели такое бывает у женщин?) Признак независимой натуры? Гнездышко тайных уголков души? Место, куда таинственная птица может унести блестящие безделушки, трогающие струны сердца? Сказка не на каждый день?
Она толкнула ногой в его сторону огромные пушистые тапочки.
— Располагайся.
Достала телефон. Набрала чей-то номер, дозвонилась и, обсуждая какие-то репетиции, записи, концерты, медленно пошла по коридору в сторону ванной комнаты, раздеваясь на ходу. Он достал пару подушечек «Дирола», остановился у зеркала.
— Ну вот, — сказал сам себе, — допрыгался. Не думал, не гадал он. Никак не ожидал он. Но вот пришла лягушка и съела кузнеца.
Он медленно развязал галстук, расстегнул рубашку. Услышал шум воды. Обернулся и сквозь созвездия маленьких бра и напольных светильников, скользя взглядом над брошенной на пол одеждой, еще раз увидел эту дверь…
Однажды, укрепляя свою финансовую самостоятельность, он перемещался в ленивом поиске по летному полю на очередном помпезном авиасалоне в подмосковном городе Жуковском. Летчик, которого он фотографировал, поразил его резким контуром мужского начала в движениях, взгляде, голосе. Того мужского начала, которое он сам сознательно и бессознательно культивировал в самом себе, которое одно было причиной этой его «легкости», единственным способом полноты ощущения женщины. Он спросил этого летчика, не страшно ли ему садиться за штурвал металлического монстра? Тот рассмеялся.
— До жути. До одурения. Пока не сяду за штурвал. Но потом.… Потом нет. Другие механизмы срабатывают. Некогда бояться. Там, — он показал пальцем в небо, — я другой человек.
Другой человек.… Однажды Максим, в очередной раз пораженный его новой спутницей, вскричал:
— Как? Как?! Что ты можешь предложить этим юным ненасытным самкам? Молодость заканчивается. Работа, деньги, точнее, отсутствие денег, бессонница, аритмия, гиподинамия, плохое питание. Это тебе не мешает?
— Мешает? — он удивился. — А ты что? Ты думаешь вот об этом?
— А ты нет?
— Я? Максим, ничего этого нет.
— Ну, если только у тебя этого нет…
— Ты не понял. Ничего этого нет. Есть только она. Ты это фон для нее. Ветер, свет, тепло, что угодно. Но есть только она. Единственная. Пусть даже только в это мгновение. Твоя и все-таки недоступная. И все. Все прекрасно. Ты целуешь ее грудь, и живешь ее грудью, и думаешь о ее груди, а не о том, закрыл ли ты свою машину у подъезда. Ты кладешь руку ей на бедро и думаешь о ее коже, а не о своей больной спине. Если же ты приближаешься к даме, уже издали ведя унизительные мысленные уговоры своего ненадежного «приятеля», фиаско неизбежно. Ты понял?
— Понял, — уныло вздохнул Максим, — ты поэт женского тела. А я всего лишь читатель.
— А ты чаще заглядывай в «книгу». Вкус надо воспитывать. И еще одно.
— Да, — насторожился Максим.
— Хорошее питание, кстати, тоже дело не последнее.
Он вошел в ванную комнату. Шумела вода. Она неясным силуэтом замерла в душевой кабинке. Он открыл шторку, успел в доли секунды заметить переплетенные со струями воды ее короткие волосы, покрытые мелкими капельками плечи, безвольно опущенные руки, тетиву позвоночника, бедра, ноги, шагнул внутрь и обнял ее. Она повернулась в его руках, уперлась в него широко открытыми глазами и замерла. Он хотел что-то сказать ей или поцеловать ее, но не смог шевельнуться и только смотрел в нее, пытаясь утопить ее в своих глазах и чувствуя, что вместо этого тонет сам, стремительно и бесповоротно.
Он проснулся рано. Часов в семь, но ее уже не было. На столе лежала записка: «Можешь поесть. Пожалуйста, ничего не трогай. Захлопни за собой дверь. Прощай». Есть ничего не хотелось. Трогать тоже. Он огляделся. Какие-то игрушки и вазочки. Поцарапанная гитара. Ее фотография с грустной челкой через краешек глаза. Что-то оставить на память? Не теперь. Какая гадость, все эти его стишки, песенки, анекдоты, фотки и все, все, все, все, все. Ни пылинки после себя. Ничего. Дверь бесшумно шевельнулась, выпустила его на площадку, прильнула к косяку и мягко клацнула замками. Все.
Не все.
— Наташа?… Да. Это я…. Я не приеду сегодня, Наташенька…. Никогда…. Кажется, на этот раз это действительно так… Ты считаешь, что мне этого не дано?… И как же быть?… Время лечит?… Прости, я не смеюсь. Нет, я смеюсь над самим собой.… У меня нет сердца? Теперь точно нет…. Перестань…. Успокоилась?… У меня к тебе совершенно хамская просьба. Считай меня кинофильмом…. Хорошим, но с реалистическим концом. Например «Титаником». Я ведь тоже считаюсь непотопляемым… Фильм кончился. Вот уже и надпись: «The End». Сейчас зажжется свет, и ты выйдешь на свежий воздух.… И еще одно. Если я когда-нибудь приду к тебе, гони меня в шею. Я очень хорошо к тебе отношусь, но я тебя не люблю…
— Васька?
— Привет.
— Ты где, идиот?
— Дома.
— Что случилось, старик?
— Почему?
— Ты не в стиле.
— Зато я дома.
— Ты не понял! Я же говорил! Сегодня мы на даче у шефа!
— Заезжай. Купи пленку.
— Подожди. А торг? А издевки? Ты что?
— Я могу передумать.
— Понял. Еду.
— Алло. Гришка?… Привет. Как нога? Ампутация не грозит?… Плюнь на это железо. Думай о вечном… Заменил я тебя неважно. Ты же бог. Мастер. Я всего лишь подмастерье.… Нет. Не только для моральной поддержки. Для материальной тоже. Ты же знаешь, корысть — двигатель прогресса… Нет. Просто хочу передать тебе пленочку. Там запечатлена одна особа. Богиня. Немного проста и вульгарна, на первый взгляд, но богиня… Да. Нимб не виден. Надо бы его проявить…. Это мой личный проект.… Пропал, Гришка… Секретно. Сделай все, что можешь. Расставь акценты. Ну, что я тебе говорю… Я не миллионер, Гриша. Сто баксов? Ну… Спасибо. Да. Тебе привет от Гоги.
