Норма вытаращила на него глаза:
— У вас не все дома? Бен улыбнулся:
— Возможно. Майты и люди сделаны из одних и тех же элементов: углерода, азота, кислорода, разных металлов. Как мы вышли из праха земного, так и они. Но создали их мы. И теперь случилось что-то непредвиденное и невозможное. Настоящее чудо.
— Чудо?
— Да.
— Это все равно что рак назвать чудом. Бен покачал головой:
— Вовсе нет. Рак — это побочный продукт ошибок, накопившихся в системе. Это следствие случайных событий.
Норма встряхнула головой, которая шла кругом от слов Бена.
— Так в чем же, собственно, отличие?
— Рак выводит систему из строя. Он не предпринимает ничего, чтобы хоть сколько-нибудь улучшить ее. Он не созидает. А вот то, что у вас внутри, наверняка собирается каким-то образом вас усовершенствовать.
— Оно готовится убить меня. Вот что оно собирается сделать. Бен пожал плечами:
— Риск присутствует всегда. Но все мы выходим из земли. Как и эти майты. Земля говорит через нас. А они, — он показал на снимки, — говорят посредством майтов. Эти фильтры нижних частот уж очень похожи на фильтры, используемые для включения цепей в нервные клетки. Их я не проектировал. Ни одна программа ни в одном из зараженных майтов не имеет ничего подобного. Они разрабатывали все это сами. Это не рак.
— Но оно, как и рак, намерено убить меня.
— Так вы же смирились с тем, что рак сделает это. А иначе не сбежали бы из кабинета доктора Пибоди.
— То было другое дело. — Норма на минуту задумалась. — Рак был моим. Мое собственное тело говорило мне, что пора уходить. А эти машинки захватили меня!
— Группа состоит из нескольких сотен майтов. Она размером с горчичное зернышко, которое пустило корни в вас, и ни в ком другом. Оно созидает что-то в вас, а не в ком-йибудь еще.
— Вы хотите сказать — эти штучки выбрали меня?
— Нет. Они не умеют выбирать. Это всего лишь маленькие автоматы. Как хромосомы или сперматозоиды. Младенец является побочным продуктом генов, но у них в этом деле не было выбора. Из таких автоматов получились вы и я. Майты тоже не выбирали. Сама земля выбрала вас.
— Вы псих. Как-никак эти штуки собираются убить меня.
— Мы можем подстраховаться. — Бен вытащил из портфеля ингалятор. — Это FTV.[3] Все майты сконструированы так, что в присутствии FTV они приостанавливают свою работу. FTV в целях предосторожности используется для насыщения воздуха на фабрике майтов. Если вы будете вдыхать его, действие майтов по крайней мере замедлится.
— Это идет вразрез с вашим планом, не так ли?
— Нет, смотрите на это, как на гигиену беременной женщины. Это даст майтам возможность полнее понять свое окружение.
Норма снова подумала о пении.
— А что, если они сбегут? Я не хочу, чтобы они разрушили мир или еще что-нибудь такое натворили.
Бен извлек из портфеля какой-то квадратный прибор.
— Это устройство проводило анализ воздуха все время, пока я здесь находился. Посмотрите сами. Никаких майтов нет.
— Они могут выжидать. Как грибковые споры.
— И кто из нас теперь псих? Она задумалась:
— А Пибоди мог бы вырезать их? Бен покачал головой:
— Не думаю. Майты запрограммированы на взаимодействие. Если вы удалите кусок сети, то они тут же постараются восстановить ее, им придется изучить то, что было утрачено, плюс приспособиться к новой топологии, получившейся в результате хирургического вмешательства. Полагаю, от операции ситуация только ухудшилась бы.
— Вы ведь сказали бы так в любом случае, правда? Он опять пожал плечами и ничего не ответил.
Она была готова самым заурядным образом умереть и исчезнуть. А этот путь по крайней мере сулил какие-то приключения.
Норма судорожно вздохнула. Трудностей с дыханием она все еще не испытывала. Не более, чем обычно.
— Хорошо, — сказала она. — Я согласна.
Жизнь, похоже, возвращалась в прежнее русло. Норма больше ничего не выкашливала. Голос у нее стал надтреснутым и дрожащим. Что, как она полагала, не было такой уж большой платой за роботов, поселившихся в ее легких.
Сигареты «Реджинальд» внезапно исчезли с рынка. Бен заблаговременно предупредил ее. Так что в подвале у Нормы теперь хранилось множество тщательно упакованных коробок.
Спустя месяц после разговора с Беном она проснулась в состоянии нервном и раздражительном. Когда Ленни заскочил к ней с обычным утренним визитом, Норма послала его подальше. Голос у нее ломался, как у пятнадцатилетнего мальчишки.
— Ма, — позвал Ленни, — впусти меня. Она нехотя отворила дверь.
— Что тебе надо?
— Ну же, ма. Не срывай на мне зло. Позволь мне войти. Как-никак я твой сын, или ты забыла?
— Я знаю, кто ты. — Она отступила, пропуская его.
— Тут у тебя звучала какая-то приятная музыка, — сказал он, войдя внутрь. — Кто это пел?
— Ой, да ну тебя! — Норма в раздражении взмахнула руками. — Ты хочешь что-то сказать. Это написано у тебя на лице. Что именно?
— Ну хорошо, ма. Скоро у тебя день рождения, так что вот. — Он замолчал и протянул ей конверт. — С днем рождения.
Она открыла конверт и нацепила на нос очки. Это были билеты в Юго-Западную оперу. Два билета. На «Дона Жуана».[4]
— Ты всегда слушаешь музыку, — смущенно сказал Ленни. — Я подумал, что тебе, может быть, захочется пойти.
Норма на мгновение лишилась дара речи.
— Я знаю тебя почти сорок лет, — сказала она и поцеловала его в щеку, — а ты все еще способен меня удивлять.
Всю следующую неделю она пела под любую музыку, звучавшую по радио, независимо от степени ее мелодичности. Шпарила вовсю в унисон с Пэтси Клайн.[5] Довольно благозвучно подпевала «Hunk of Burnin' Love».[6] Была Оборотнем в Лондоне, Рожденной в Америке,[7] видящей Рай у Огней Приборной Панели.[8]
Ожидая, когда Ленни зайдет за ней, Норма пришла в такое возбуждение, что заставила себя трижды сходить в туалет — на всякий случай, чтобы не пришлось отлучаться во время спектакля.
Ленни ради такого случая надел галстук и выглядел настолько красивым, что Норма решила в этот вечер воздержаться от курения. Лишь бы он был счастлив. И дабы избежать соблазна, оставила пачку «Реджинальда» в ящике комода.
На машине в центр города, парадный подъезд театра «Хилэнд», места в партере, точно напротив оркестра — все было в каком-то теплом счастливом тумане. Когда свет в зале погас, Норма откинулась на спинку кресла и положила руку поверх руки Ленни. Заиграла музыка.
«Я слышала ее, должно быть, сотню раз», — подумала она. Но теперь, исполняемая прямо у нее перед носом, такими же, как она сама, людьми из плоти и крови, музыка обретала жизнь.
