- Все тело в том, таракуша, что анчар... - федь анчар ятофит тля лютей, ну тля птиц еще, тля зферей и прочей никчемности. Тля нас-то федь он бесфретен, та-с, чистой фаты амброзия-с. И тля Как-Солчика тоше, - Барон приторно сюсюкая показал мальчишке козу, не решаясь, однако подходить слишком близко, памятуя о том, что случилось вчера с Колдыкой.
- Ну так и что с того? - не унималась ведьма. - Ты не тяни. Говори толком, какой Как-Золу прок от анчара будет.
- А прок такой, - таинственно понизил голос Барон, он волновался и путался в русских словах больше обычного - што ф терефе том есть тырка, которая есть тупло, а ф том тупле путылька. Путылька сапешатана пропкой.... Кто ту пропку сорфать тот весенье лофить, тофо утача фсю шиснь не покитать. Только пропка та не простая, а сакофоренная. Никто из шивыхх к анчару потойти не мошет, не сметь, закофора никто не снать - фот лешит фесенье сакупорифшись, тошитаться.
- Дожидается, говоришь, - глаза Вдовы загорелись алчным огнем, дожидается - значит нас дожидается. Правильно говоришь, Барон. Как-Зол пойдет и возьмет его. - Вдруг какая-то новая мысль пришла в голову ведьме. - Постой, постой, - она снова повернулась к Барону, - ведь анчар растет в пустыне! Пока Как-Зол туда доберется пройдет слишком много времени, а нам ведь ждать не досуг.
- Ф пустыню тащиться несачем, - Барон погладил свою реденькую седенькую бородку, - кое-кто нам ф этом помок.
- Кто же?
- Турашок отин. Ушеный. Экс-пе-ри-ментатор, - последнее слово злодей произнес раздельно, со смаком выговаривая каждый слог. - Пересатил анчар на русскую почфу, из пустыни ф Скасочную Куперню, а именно, в Сапофетное Полото. И претстафь сепе, он прекрасно пришился. Анчоус - так сфали тофо окр-омона - хотел фыфести там полотную нечисть, хе-хе-хе...
"Не окромона, а агронома, - ухмыльнулся про себя оборотень. - А еще аристократа из себя строит, дура нерусская". Но вслух он этого не сказал. Вслух он вежливо спросил:
- И что, неужели вывел?
- Фыфел, фыфел. Но не кикимор и полотных старикашек в красных шапках, им-то анчара яд нипочем, - он пол леса сферей и птиц фыфел, пока не понял што ошипаться. А когда понял, то стало так стытно, что он расфесил фокрук терефа таплички, построил сепе испушку и претупрештать фсех, штопы плиско не потхотить.
- А кто спрятал в анчаре удачу?
- Никто там не прятал. Она сама фыросла. Му-та-ция. Флияние сеферный фетер и полотный срета. Плот фесеньа, так скасать, фысрел в тупле ятофитова терефа, хе-хе...Нато только еще... - вдруг замялся Барон, - одну малость...
- Какую малость? - встрепенулась успокоившаяся было ведьма.
- Уснать саклинание.
- Ах это. Узнает. По дороге узнает, - нимало не сомневаясь в сыскных талантах сыночка, пророкотала самонадеянная колдунья. - Повзрослеет и узнает, узнает пока взрослеет, а мы поможем. Кстати, развивается он очень быстро. Скоро уже говорить и ходить сможет.
- Кокта? - с нетерпеньем спросил Барон.
- Когда последняя песчинка упадет, - и ведьма посмотрела на песочные часы на каминной полке. Песок должен был закончиться вот-вот.
Увлеченные разговором, все забыли о мальчишке. Он, тем временем, ползал на четвереньках по столу, безуспешно пока пытаясь цапнуть зазевавшегося Барона за унизанный бриллиантами палец. В конце концов Как-Зол слишком близко подполз к краю и, потеряв равновесие, шлепнулся вниз.
- Бедняжка, - запричитала Вдова. - Вот видите, как ему не везет.
- Нишефо, - постарался утешить ведьму Барон, - тай щерт ему только то анчара топраться - тогта он еще всем покашет, кте ситорофы косы ночуют.
Ведьма захохотала, а вслед за ней и Колдыка. Они иногда потешались про себя над речами Барона. Тот не заметил насмешки, приписав их веселье своей удачной шутке. Все трое, взявшись за руки пустились в пляс вокруг круглого столика, на котором лежал и скалил острые зубки маленький злыдарь.
Вдруг Вдова резко остановилась и, вспомнив о провинности оборотня, грозно ткнула ему в грудь костлявым пальцем:
- Кстати, Колдыка, помогать ему будешь ты!
- Прекрасная итея! - подхватил Барон. - Только пошему пы не прикасать опоротню зразу пес профолочек тостафить малчишку к анчару?
- Незачем. Пусть сам мир посмотрит, уму-разуму поучится да силушку свою злую испытает. А если потреплет его кто в дороге, поколотит или перцу задаст - ничего, злее будет.
На воротник Как-Золу Вдова пришила костяную пуговку. Если ее потереть, пожарная сирена тотчас начинала звучать в ушах оборотня и гнала его на помощь хозяину волшебного кружочка, - но от страшной угрозы простоять всю жизнь на левой ноге тот теперь был избавлен. "И умер бедный раб у ног Непобедимого Колдыки", - весело напевал оборотень, скача на правой ноге вниз по бесконечной винтовой лестнице старого замка и прыгая через ступеньку. Еще посмотрим кому в конце концов улыбнется удача! Ему довольно легко удалось снова вывернулся из неприятного положения. Ведь куда лучше иметь дело с ее недоделанным сыночком, чем с самой свирепой Вдовой!
Суматоха в замке на какое-то время затихла. В старинных опочивальнях и залах перестали раздаваться стоны и вопли. Разбитые фарфоровые чашки и блюдца, были выброшены в мусоропровод - гордость хозяина замка. Успокоившиеся караморы снова расселись по узким стрельчатым окнам. А души несчастных замученных узников в подвалах снова забылись в тяжкой тревожной дреме.
Но и Иллюзион Фантазьевич тоже не сидел, сложа руки. Едва исчез вдали растрепанный ворон, принялся мудрый волшебник за дело. А что в таких случаях полагается делать знал он прекрасно.
- Всякая вещь, всякий случай и в игре и в сказке, да и во всем мире тоже, имеют две стороны, - и стороны эти и похожи и непохожи, одинаковы по форме, но разны по цвету. А значит, если кто-то поставил на игровое поле фигурку черную, то обязательно появится и такая же белая, - любил повторять он.
Если говорить более понятно, то, поскольку Вдова со своею шарагой решили создать себе в помощь маленького злыдаря, собрав по миру лихо и ложь, добрый старый чародей решил противопоставить ему доброго человечка.
"Придется и мне обзавестись внучком", - шептал Иллюзион Фантазьевич, сидя на крылечке своего небольшого выстроенного среди фруктового сада домика, стены которого, как из кирпичиков, были сложены из сказочных книжек. Когда Иллюзиону Фантазьевичу требовалось вспомнить какую-нибудь сказку, он просто вытаскивал одну из книжек-кирпичиков, закладывая место дощечкой, чтобы стенка не развалилась, раскрывал и читал. Никогда не трогал он только четыре краеугольные книжки, лежащие в основании стен - иначе его домик мог бы попросту развалиться. Хотя и оч-чень хотелось. Ведь там были записаны такие старые сказки, которых никто, в том числе и он сам, никогда не читал.
