— Да я же вообще не про риск говорю! — вспыхнул Захар. — Риск — это когда ты не знаешь заранее, что с тобой будет, не знаешь, удастся тебе вернуться живым из полета или нет. И без этого действительно обойтись нельзя. Но какого черта нужно лезть в ту же центрифугу, точно зная, что перегрузку тебе не выдержать?! Что ответить на это, Райский не знал, и закончился их разговор не слишком дружелюбно. Да и прощание с Захаром, когда он, выписавшись из медпункта, собрался уезжать, тоже вышло каким-то холодным. Вроде бы оба вполне искренне желали друг другу успехов на Земле и в космосе, но звучали эти слова фальшиво. Лев, во всяком случае, был полностью уверен, что никакой счастливой жизни у сдавшегося на полдороги Захара уже не будет, и ему было безумно его жаль. Но особенно долго раздумывать о Захаре и их последнем разговоре в медпункте ему было некогда — тренировки и занятия никто не отменял, и свободного времени у учеников центра подготовки почти не оставалось. Группы становились все меньше и, в конце концов, слились в одну: многих отчислили из-за недостаточной выносливости, некоторых — за нарушение режима, а несколько человек, как и Захар, ушли из проекта сами. А Райский, видя, как тают их ряды и считая дни до конца полготовки, начал все чаще думать о том, что у него есть реальные шансы попасть в космос и что с каждым отсеянным конкурентом эти шансы растут. Он старался отгонять от себя эти мысли, боясь обрадоваться раньше времени, а потом разочароваться, но робкая надежда на успех возвращалась к нему снова и снова, становясь все более сильной. И в один прекрасный день эта надежда оправдалась.
Секретарша одного из руководителей центра подготовки отыскала его в спортивном зале: накануне врач Райского обнаружил у него полтора «лишних» килограмма, и молодой человек все утро провел на тренажерах, торопясь избавиться от них до следующего осмотра. Девушка каким-то испуганным шепотом сообщила, что его хочет видеть Виктория Мон — «для очень серьезного разговора» и что лучше всего ему бежать к ней прямо сейчас, а то потом у нее будут другие важные дела. Надо ли говорить, что к административному корпусу, где она во время своих приездов в Космический городок занимала один из пустующих кабинетов, Райский несся, как на крыльях, готовый сбить с ног любого, кому не посчастливилось бы встать на его пути? Он без передышки взлетел на четвертый этаж и уже хотел с той же скоростью рвануть по коридору, когда услышал впереди гневные женские крики. Удивленно прислушавшись, Райский остановился: в центре подготовки кричать было не принято, да и повода для этого почти никогда не возникало.
— …другая бы гордилась такими детьми! — долетел до него чей-то возмущенный голос, эхом отдающийся в длинном пустом коридоре. Ответом ему были какие-то странные звуки, больше всего похожие на всхлипывания.
— Да идите вы к черту! — выкрикнул тот же голос, и где-то вдалеке со звуком пушечного выстрела захлопнулась дверь. Райский пожал плечами и свернул с лестницы в коридор. Навстречу ему попалась сгорбленная незнакомая женщина, прижимающая к заплаканному лицу платок, что заставило его еще раз безмерно удивиться. Впрочем, решил Лев, начальственные разборки его не касаются. Да и вообще, ему надо спешить — просто так Мон к себе в срочном порядке не вызывает, тут явно что-то важное. Координатор «Лунного проекта» сама распахнула дверь после его неуверенного стука и в первый момент, как показалось Райскому, резко вздохнула, словно собираясь что-то крикнуть. Но уже в следующую секунду облегченно улыбнулась и впустила его в кабинет:
— Это вы, Лев Борисович… Проходите, пожалуйста.
— Что-нибудь случилось? — осторожно поинтересовался молодой человек. Виктория прошла к своему столу, села в мягкое кожаное кресло и устало откинулась на его спинку:
— Да нет, все в порядке. Просто иногда эти обыватели становятся совсем невозможными. Дай им волю — и детей, и мужей веревками бы к себе привязывали и никуда не отпускали. Такая мерзость… Райский понимающе покивал, и его собеседница снова тяжело вздохнула:
— Ладно, у нас с вами разговор не об этом. Вы, мне кажется, догадываетесь, для чего я вас сюда пригласила?
— Нет, Виктории Юлиановна, — пробормотал Лев неуверенно. — Хотя… Да, по-моему, догадался!
— Вы один из главных кандидатов в полет, — в один миг развеяла она все его сомнения. — Почти все члены комиссии одобряют вашу кандидатуру. Так что, если не случится никакого форс-мажора, первым пилотом «Триумфа» будете вы. Она говорила что-то еще, про то, что теперь Райскому необходимо особенно строго соблюдать режим и не отлынивать ни от каких процедур и осмотров, но молодой человек почти ничего не слышал. В голову лезли совершенно посторонние, да и вообще какие-то дурацкие мысли: «Где-то теперь Захар, вот бы он обзавидовался! Слышала бы это наша воспиталка из детдома! А что это у Мон на столе стоит? Ее фотография с двумя мальчишками — надо же, вот бы никогда не подумал, что у нее есть дети…»
— Скажите, пожалуйста, а кого вы хотите сделать вторым пилотом? — спросил он, когда сумбур в его голове немного улегся, а координатор закончила свою речь.
— Я думаю, это будет Николай Петров, — ответила она. — Кое-кто из руководства пока еще сомневается, но показатели у него тоже очень хорошие. Лев обрадованно заерзал на стуле. Петрова он помнил — совсем еще молоденький мальчишка, в центр подготовки приехал прямо из университета. Райский часто помогал ему на занятиях, особенно после того, как расстался с Захаром, и Петров относился к нему с нескрываемым уважением, как к непоколебимому авторитету. А космическими полетами бредил еще сильнее, чем сам Райский, так что о совместимости их характеров можно было особо не беспокоиться. Попрощавшись с Викторией, Лев отправился разыскивать своего предполагаемого напарника — раз уж им, возможно, придется вместе лететь на Луну, то неплохо будет познакомиться с ним еще ближе. Но в тот день поговорить с молодым Николаем ему не удалось. Не найдя его ни в комнатах для занятий, ни в спортзале, ни в столовой, Райский отправился в общежитие и, подбежав к его входу, обнаружил там испуганно перешептывающуюся толпу жильцов.
— В чем дело, что тут происходит? — попытался он протолкнуться к двери.
— А ты еще не знаешь? — откликнулись сразу несколько голосов. — Утром был пожар — в кабинете с барокамерами. Что-то там замкнулось…
— Кто-нибудь пострадал? — почему-то Райский испугался, что в загоревшемся здании мог оказаться Петров, но услышанный им ответ ужаснул его больше:
— Братья Хвостовы. Оба. Их не успели выпустить… Хвостовы с самого начала жили в том же корпусе, что и Райский, и были веселыми, компанейскими ребятами, нередко устраивавшими в общаге «несанкционированные» вечеринки и наутро получающими выговоры за нарушение дисциплины. Представить себе, что их больше нет в живых, было не просто трудно — почти невозможно.
