- Ложь - не выход. И вы забыли о дисциплине, о дисциплине настоящей, внутренней...
Я знал, что говорю не то, но нужных слов не было, а молчания я боялся. Потому что тогда пришлось бы поду-мать обо всем, чего я не мог ему высказать; о причинах неприязни, о своих товарищах и о себе, о незаслуженных премиях и так называемом "авторитете руководителя", о том, что я увидел тогда возле школы.
- Вы правы,- сказал он.- В главном вы правы. Это оскорбительно. Но скажите, где искать выход? Что мне надо сделать для того, чтобы стать таким, как другие? Чтобы преодолеть неприязнь?
Мы подумали об одном и том же, и он еще ниже опу-стил голову:
- Я не могу стать гомо сапиенсом, хотя в основном я - человек. Во мне все человеческое. Моя память - книги, архивы, память людей; мой опыт опыт людей; поэтому и новые мои мысли - мысли человека. Все человеческое, кроме организма. Но почти таким же организмом, как у вас, обладают обезьяны, собаки... А вы ведь не признаете их равными себе...
Он вздохнул, отрицательно покачал головой, отвечая, своим мыслям, и продолжал:
- А если бы я и смог стать гомо сапиенсом, то нам пришлось бы снова создавать сигома. Все заново: и непри-язнь, и проблему взаимоотношений. И вы опять не хотели бы иметь такого подчиненного. А если бы он исчез, искали его, потому что люди должны двигаться к своей цели, даже если для этого им приходится изменяться. Собственно говоря, люди уже давно начали переделывать себя, и современный человек отличается от питекантропа больше, чем от сигома. В этом вечном изменении по восходящей - величие человека! Если бы вы могли признать во мне равно-го себе, своего товарища...- Юлий Михайлович невесело улыбнулся: - Кстати, если сократить название гомо сапиенс, то получится "сагом". Почти сигом. Разница в одну букву...
Я искренне сочувствовал ему, но пропасть между нами теперь не сокращалась.
И он тоже понимал это:
- Попробую еще поискать...
"Есть ли мост через пропасть? -подумал я.- Стоит ли его искать?"
Он взялся за ручку двери и сказал мне:
- И вы и я знаем слабости человека и его могущество.
Остается понять малость - что же такое сам человек?
3 В конце концов Юлий Михайлович сделал то, на что я не мог решиться. Меня предупреждали в Управлении, что если сигом не сработается с нами, он имеет право просить о переводе. В таком случае я смогу задержать его лишь до завершения какого-то этапа работы, который начинал вместе с ним.
И вот Юлий Михайлович положил на стол бумагу с заявлением, а мне остается только написать: "Разрешаю перевод".
Сигома не станет у нас, и работа в отделе пойдет, как когда-то... Ничье присутствие не будет унижать меня...
Но мой голос дрожал, когда я спросил у сигома:
- Неужели нет иного выхода?
- Нет,- откликнулся Юлий Михайлович.
- Может быть, повременить...
- Потом будет еще хуже. Вам нельзя отвыкать от вычислительных машин.
Он не продолжал, и хорошо сделал.
- Когда хотели бы уйти?
- Если позволите, хоть завтра. Готовить станцию на Марсе.- Он заметил и понял мой жест.- Я ведь был к вам зачислен временно. А основное задание у меня, как у всех остальных сигомов,- разведка других планет. Вы, люди, придете их покорять и обживать, и мы опять полетим дальше. Но не это главное. Мы будем изменять себя, искать наилучшую форму для разумного существа.
Может быть, это будет форма, подобная шаровой молнии или облаку сверхплазмы. И чтобы воплотиться в нее, не обяза-тельно пройти стадию сигома. А вдруг человек сможет изменить свой организм так, чтобы сразу обрести эту форму. И если нам удастся это, мы будем считать, что честно вернули вам часть своего долга...
- Да, да, вы правы,- немного рассеянно сказал я, вскочил и несколько раз прошелся по кабинету. Мысль о правительственном задании не покидала меня.
Я со страхом думал: "Значит, он решил бесповоротно. Значит, "Жаворонка" придется сдавать без него. Полетят все сроки..." Я искоса взглянул на Юлия Михайловича, заметил, как нетерпеливо дрогнули его губы.
- Хорошо,- проговорил я поспешно.- Подумаем... Но сначала нужно сдать "Жаворонка", Так что пока вам придется остаться...
