— …откажитесь от этого тщеславного проявления независимости, которое может иметь только один итог: отдаление от вас всех, кого вы любите. Позвольте умиротворяющему влиянию Любви вести вас. Будьте связаны Любовью, брат Трэквейр, ибо лишь в Узах Любви мы обретаем истинную свободу.
В конце этой речи черты брата Благодати преобразились от внутреннего напряжения, и Сенека Трэквейр тотчас же почувствовал сильное желание уступить, отказаться от своего тщеславия, своей воли, гордости духа, отречение от которых является первым и необходимым условием всякой благородной духовной задачи. Где-то, то ли в глубине желудка, то ли в самом затылке, маленький ангел подсказывал: «Ну, давай, глотай пилюлю!» Но Сенека отвергал: «Нет, ни за что!» Они боролись, Сенека Трэквейр и этот ангел, в течение минуты, а брат Благодати, сияющий, наблюдал за сценой, касаясь длинными пальцами коробки миниатюрного пульта управления на талии, регулятор которого был вывернут на отметку: максимум.
* * *
Брат Лучезарной Благодати прибыл на планету Земля чуть более года назад, в три часа ночи 30 ноября 1986 года. Он опустился на безымянный атолл в Тихом океане на борту челнока размером с Эмпайр Стейт Билдинг. Сам космический корабль, на котором он прилетел со звезд и размеры которого были, естественно, намного больше, остался на орбите на расстоянии в 800 000 километров от поверхности. С момента первого контакта, прошедшего под прицелом всего боевого арсенала ООН, брат Благодати демонстрировал поразительное знание многих земных языков и детальное знакомство с историей планеты, особенно с ее религиозной историей. Он выразил удивление, не обнаружив представителей духовенства среди членов комитета по встрече.
В том, что он прибыл как друг, человечество вскоре перестало сомневаться. Его речи были переполнены Братством и Любовью, так что некоторые журналисты, нуждавшиеся в материале, нашли в нем неиссякаемую тему для шуток и окрестили его братом Лучезарной Благодати.
Щедрость его даров не знала границ: прекрасные произведения искусств; научные труды, такие же основополагающие, как «Происхождение видов», включавшие фотографии Земли докембрийской эры, времени, когда пришельцы в первый раз посетили планету; а так же известное количество технических разработок, важных и не очень, главной из которых являлся детальный план завода по опреснению морской воды. И все это, как предполагалось, были лишь самые незначительные из даров Фондов красоты и благодеяний, к которым допустят человечество, когда оно присоединится к Вселенскому Братству. Миссионер заявил, что все эти безделицы ничего не значат в сравнении с Самым Великим Даром.
Брат Лучезарной Благодати раскрыл природу Самого Великого Дара в вечер Рождества, отвечая на вопросы перед фонтаном Прометея в Рокфеллеровском Центре (Собор Святого Патрика тогда еще не находился в его распоряжении). Самым Великим Подарком был Дар Любви. Брат Благодати раздавал присутствующим маленькие желтые пилюли, и поскольку некоторые двусмысленные фразы его предыдущих речей (эта двусмысленность, впрочем, заботливо сохранялась и в последующих выступлениях) давали понять, что Дар Любви одновременно является и даром бессмертия, все глотали пилюли с благодарностью и с полным отсутствием какого-либо сомнения.
Несколькими мгновениями позже мэр Нью-Йорка разразился импровизированной и скорее бессвязной речью о природе Любви. Его высказывания становились все более и более дифирамбическими, и закончил он свое выступление тем, что бросился к ногам брата Лучезарной Благодати и принялся целовать подол его одеяния. Аудитория обращенных затянула попурри из рождественских песнопений. Панорамное движение камеры захватывало одно за другим исступленные лица, а ведущий, тоже получивший Дар Любви, возвышенным слогом комментировал эти трогательные сцены для миллионов телезрителей Соединенных Штатов и остального мира. В полночь брат Лучезарной Благодати объявил, что его Дар доступен всем желающим и послал воздушный поцелуй миллионам и миллионам его дорогих, дорогих братьев.
Организованные конфессии сохраняли осторожный скептицизм по отношению к явлению, но брат Благодати неизменно отражал их нападки, утверждая, что Дар Любви никоим образом не может отвратить людей от их верований и все религии рассматривают мистическое созерцание Божественной Природы как величайшее счастье из доступных простым смертным, и наконец он приглашал их попробовать, а потом уж судить. Все, сделавшие это, обратились. Как и обещал брат Благодати, они не покинули религий, которым принадлежали. Они оставались в лоне своих церквей и подключались к реформации, распространяя Дар Любви все шире. Через год после той ночи Рождества, только Ватикан да некоторые отдельные упрямцы, такие как Далай-лама, еще отказывались присоединиться к Вселенскому Братству, но кое-где уже шептались, что многие кардиналы священной коллегии втайне к нему примкнули.
В любом случае, большая часть человечества была обращена… больше, чем большая, хотя никто не знал, сколько еще оставалось сопротивляющихся. Все произошло так быстро.
Воздействие Дара было неотвратимым. Само состояние выходило за рамки любого описания. Среди сотен тех, кто пытался его передать, более всего преуспел человек, который не прибегал к помощи желтой пилюли.
Это было время, когда поля, рощи и реки,
Земля и любой обычный вид,
Казались мне
Омытыми небесным светом,
Красотою и свежестью сна.
Однако для тех, кто получил Дар, красота и свежесть сна были не только воспоминаниями прошедшего детства, как для Вордсворта. Они присутствовали в каждом мгновении бытия.
Обычно это начиналось внезапным взрывом радости, повергавшим приобщенных в панику исступления, неожиданную и непродолжительную. Освободившись от нее, они оказывались в вечности, среди множества вещей с невыразимым значением. Все было прекрасным, все было подлинным. Каждое человеческое лицо светилось Божественной Любовью, и все живое было священным.
Для тех, кто познал любовь во всей ее полноте, такое описание представлялось одновременно верным и неполным. Для тех, кто ее не познал, все это казалось набором глупостей, и ничто не могло их переубедить. Если только не Дар Любви. Поскольку последний обладал величайшей силой убеждения. Тем не менее, каждый раз, когда кто-нибудь заводил о том разговор с Сенекой Трэквейром, генеральный секретарь бурчал, что вопреки пословице, всегда предпочтительней заглядывать дареному коню в зубы, и если собеседник не менял темы, он восклицал с нескрываемым раздражением: «Нет, черт возьми!»
