Он был рад, увидев меня на экране видеофона, установленного у входных ворот "Дворца Ароматов".
- Гамильтон! Входите же скорее! Я обзвонил все городские дыры, разыскивая вас! - С этими словами он нажал кнопку, и двери его дома распахнулись передо мной. - Думаю, нет нужды спрашивать, зачем вы здесь? - констатировал он, как только мы обменялись рукопожатием. - На этот раз вляпалось "Синерадио", не так ли?
- И да, и нет, - ответил я. - Кажется, я начинаю понимать Гриффа. Помните, он сказал, что, насколько ему известно, программа вышла в эфир без сучка без задоринки. Если он говорил искренне, то в чем же дело? Как может телевизионная программа дойти до передатчика абсолютно исправной, а поступить на вход приемника в таком виде, что шутника, проделавшего этот трюк, убить мало?
- Согласен, это невозможно, - Бербело задумчиво надул щеки. - Но произошло. Трижды.
- Трижды? Когда еще?
- Только что, прямо перед вашим приходом. По каналу XZM шло выступление в прямом эфире госсекретаря. Ну, по поводу атомного проекта, вы знаете. Владеющая каналом компания перехватила новую технику цветного изображения у "Синерадио" сразу же после решения комиссии. Сначала все шло по накатанным рельсам - наш государственный секретарь вещал что-то двенадцать с половиной минут, а затем внезапно прервал спич и с идиотской улыбкой сказал прямо в камеру: "А вы слышали этот анекдот о коммивояжере и дочке фермера?"...
- Слышал, - мрачно выговорил я. - Только не говорите мне, что он рассказал анекдот до конца!
- Именно так, - подтвердил Бербело. - Во всех подробностях, в прямом эфире. Я попытался дозвониться в телецентр, по безуспешно. Все линии XZM оказались заняты. Затем какая-то чрезвычайно взволнованная девушка-оператор оповестила сразу на всех каналах: "Если вы звоните по поводу последнего выступления государственного секретаря, то нет никаких причин беспокоиться. Все нормально. Пожалуйста, не занимайте линию!".
- Так, - подытожил я. - Давайте еще раз все обмозгуем. Первое: телепередача покидает пределы студии неизменной и без всяких фокусов. Принято?
- Примято, - ответил Бербело. - Далее, поскольку ничего подобного не наблюдалось за всю эру черно-белого телевидения, стало быть, нам надо признать, что всему виной новая полихромная техника.
- А как же студийные записи? Они сделаны на той же аппаратуре - и ничего!
Бербело нажал кнопку, и перед каждым из нас раскрылся автоматический стол с батареей бутылок. После того как мы налили себе выпить, столики бесшумно убрались в специальные ниши.
- В "Синерадио" и в ОТ записывали непосредственно с передающей камеры. Кажется, я понял! Вся эта чертовщина начиналась в реальном эфире, после того как сигнал уходил с антенны передатчика! Пока он бродил но проводам в студии, все шло как надо...
- Точно! Значит, дело, во-первых, в экспериментальных цветных телепередачах, а во-вторых, в прямом эфире. Что это нам даст?
- Ничего, - согласился Бербело. - Но мы можем поискать в этом направлении. Пошли.
Лифт перенес нас на три этажа вниз.
- Не знаю, слышали ли вы, но я совершенно помешан на телевидении, - с самодовольной улыбкой сообщил хозяин. - У меня здесь лаборатория, и я просто лопаюсь от гордости, когда вспоминаю, что второй такой нет ни у кого в мире.
Оспаривать это было бы глупо. Никогда мне не приходилось видеть такого впечатляющего оборудования. Гигантская комната наполовину представляла собой музей, наполовину исследовательский центр. Кажется, тут было собрано все из богатой и долгой истории телевидения - от допотопных приемников с записью на магнитных дисках до самой новейшей техники объемного изображения. В углу громоздился неизвестный мне аппарат, оказавшийся этой злосчастной новой системой.
- Здорово, правда? - Бербело прямо сиял. - Эта махина была разработана в одной из лабораторий, получивших грант от нашей фирмы.
Для меня это прозвучало откровением. Кажется, я начинал воздавать должное этому незаурядному человеку.
- А как она работает? - непринужденно спросил я.
- Гамильтон, - строго оборвал он меня, - мне целой ночи не хватит объяснять вам все детали... Итак, только в самых общих чертах. Колебания, испускаемые этим передатчиком, находятся не в фазе, и, чтобы добиться цветного изображения на экране приемника, необходимо предварительно их особым образом отфильтровать... В результате появившиеся нерегулярные добавочные колебания накладываются на собственные колебания несущей волны...
Признаюсь, от этой галиматьи я очень быстро отключился, но, почувствовав, что Бербело сделал паузу, бодро солгал:
- Все ясно. И чем же мы сейчас займемся?
- Я собираюсь с помощью антенны послать телесигнал в мой загородный дом. Это миль восемьсот на север - вполне достаточно для нашего эксперимента. Оттуда сигнал автоматически вернется к нам, но на этот раз по проводам. - Он чем-то пощелкал на пульте управления. - Если мы обнаружим разницу между тем, что отправили, и тем, что получили, может быть, обнаружим и причину искажений.
- А что скажет Федеральная комиссия? Я не ханжа, но.., вспомните те перлы, которыми сопровождался показ моей "Морской раковины".
Бербело только фыркнул:
- Я уже подумал об этом. Передача будет направленной. Ни одна антенна, кроме той, что установлена в моем загородном доме, ничего не сможет принять.
Ну что за человек - все предусмотрел!
- О'кей, - сказал я. - Начнем.
Бербело снова завозился у пульта, а потом сделал мне знак рукой, и мы уселись в кресла перед камерой. Все было устроено так, что мы могли видеть себя самих и в зале, и на экране, не поворачивая голов.
Передача началась. Бербело взглянул на часы.
- Если я все правильно рассчитал, то мы получим ответное изображение в интервале от десяти минут до получаса. - Его голос прозвучал как-то странно, и спустя мгновение я сообразил, что он идет из микрофонов приемника.
К этому времени аппаратура прогрелась, и мы увидели собственные изображения на экране. Это было странное зрелище: словно вы восседаете перед большим зеркалом - но необычным, в котором "правое" не менялось на "левое"! Я сделал "козу" своему двойнику на экране, и получил в ответ то же.
- Зря стараетесь, - хмыкнул сидящий рядом реальный Бербело. - Мы ведь хотим увидеть аномалию, а не простое отражение...
- Он чертовски прав, - поддержал его голос с экрана. Мы переглянулись, словно ошпаренные, а затем уставились на экран. Экранный Бербело полностью повторял движения Бербело реального, а вот что касается моего изображения, то оно в настоящий момент гнусно ухмылялось. В отличие от меня, застывшего с разинутым ртом.
Реальный Бербело хладнокровно посмотрел на часы.
