— Смотри, на самом верху пакета, — я клацнул ножницами, освобождая горловину, — листок. Достаешь его, штампуешь дату. Потом смотришь номер, вот здесь, в правом нижнем углу. Я во все глаза вылупился на огромный идентификационный номер.
— Да не на весь, а на последние три цифры, дурень. И ищи это письмо на листке. Видишь графы? Я видел. Как бы теперь в этом разобраться… Я вытянул длинное письмо — «половинку», как его обычно называют. Повторяя про себя бесконечное «три-пять-восемь, трипятьвосемь, трипятьвосемьтрипятьвосемь», принялся водить пальцем по листу.
— Нашел! — я засиял.
— Теперь бери карандаш и в последней пустой графе ставь его формат. Поставил? Ага, откладывай в этот лоток. В остальные — прочие форматы. Видишь, здесь подписано. Понимаешь меня? С трудом.
— Конечно, — отозвался я, откладывая первое письмо.
— Ну давай, занимайся, а я скоро вернусь. Я часа два корпел над письмами. Листки сменялись листками, я шлепал даты, писал пару закорючек и откладывал в сторону. Конверты мелькали перед глазами: А4, А6, формата почтовой открытки… Вскоре после того, как я закончил и сидел со стопкой листков, недоуменно их разглядывая, вернулся Гленн Иванович. Похвалил меня и плюхнул на стол толстенный скоросшиватель.
— Смотри, эти листки — все пронумеровал? — подшиваешь в папку.
Папку на полку. Если приходит кто-то и спрашивает какое-либо письмо, спрашиваешь дату или номер, ищешь. Текст ты должен сосканировать и переслать по сетке. А письма должны оставаться здесь, все, до единого. Это понятно? Я закивал.
— А теперь волшебство, — ухмыльнулся старик. — Видишь эту кнопку?
Нажимаешь на нее, и-и… Ну, нажимай! Я поспешно ткнул пальцем в серебристую кнопку над крайним планшетом. Она оказалось тугой: пришлось поднажать. Тут же что-то загудело, лотки опрокинулись, заработали маленькие лопасти и конвейер по полу потащил письма к стеллажам. К моему удивлению (я его раньше не видел) письма укладывались идеально ровно, нигде ничего не спуталось.
— Выключай. Я снова нажал и все замерло. Пластиковые выступы на полу, разделяющие письма, с щелчком вмуровались в пол, снова совершенно гладкий.
— Ого…
— Ого, — согласился со мной довольно улыбающийся Иваныч.
Больше работы на сегодня не было, и мы со стариком сидели, пили чай, а он травил байки. Пару раз (во время обеда и перед уходом с работы) забегал Слава, посулил свою всестороннюю помощь новому сотруднику, перекинулся парой непонятных фраз со старым архивариусом и умчался. Попрощавшись с Гленном Ивановичем, я побрел домой. Точнее, я взял карту, увеличил ее до максимального размера, включил автопоиск и направился туда, куда указывала стрелка. До искомого Руновского переулка я добрался сравнительно быстро и остановился перед домом десять. Это оказалась невысокая постройка послевоенного времени, добротная, как и все, что делали тогда. Этажей восемнадцать, не больше. Стекло и кое-где проглядывающий металлический каркас. Нужно сказать, что такая архитектура была мне куда ближе, чем так называемая современная. Там-то вообще было нечто невообразимое, конечно.
Я поднялся на пятый этаж, открыл дверь в свою квартиру (Л-032) и вошел внутрь. На пороге стояла моя сумка, свет везде был погашен. Я щелкнул по панели — на улице-то уже стемнело, и стерильный свет с аэростатов заливал улицы, но его не хватало, чтобы осветить мое скромное однокомнатное убежище. Загудели, заработали лампы в подвесном потолке. Стало светло, но не ярко. Первым делом я сунулся в душевую. Нормально: кабинка с матовыми стенами, раковина. Я наскоро сунул руки под струю дезинфицирующего пара и направился дальше.
Зал был пустой: две полки для ненужных мелочей, рабочий стол с дополнительным светом, диван, монитор в стене напротив, шкаф. Идеальное место для работающего холостяка — ничего лишнего.
Итог изучения нового места обитания подвела кухня. Я тут же двинул к холодильнику, установленному на полу. Открыл его — тот даже не мигнул мне. Не включен и абсолютно пуст. Пришлось снова накидывать на себя куртку и идти за продуктами, хотя бы самыми необходимыми.
Ближайший магазин (закрывающийся через полчаса) обнаружился в соседнем дворе. Я прошмыгнул между металлодетекторами, пиликнувшими из-за работающего КПК, и направился в продовольственный отдел.
Я бездумно бродил между стеллажей с макетами еды, изо всех сил пытаясь вспомнить наставления матери. Что-то она там про фруктовую эссенцию говорила и про цены на мясо. Да нет, цены здесь нормальные. Хотя — я затормозил — оно и неудивительно: один московский рубль равен пяти омским. То есть, выходит, здесь цены в среднем в пять раз выше наших! Мама родная, куда же я попал…
Я записал свой номер и ткнул пальцем в значок чая. Хороший чай, с вековыми, как написано на упаковке, традициями. Ну, посмотрим, что у них тут за традиции.
Печенье «Веселый почтальон». Класс, попробуем.
Замороженные мясные палочки. Это я знаю, я такое дома ел, если вдруг случалось оставаться одному.
Порошок для соуса, разводится водой. Какая прелесть! К мясу.
Я глянул на КПК. Сумма выходила не смертельная, но я даже как-то боялся умножать ее на пять. Нет, вроде бы, хватает. Я нажал «купить» и поспешил к кассе, где для меня уже собирали мой заказ.
Как оказалось, я был последним покупателем, и сонная неулыбчивая продавщица клала последнюю упаковку печенья в коробку с логотипом магазина. Расплатившись, я взял ее и направился к выходу. За мной торжественно захлопнулись дверь, тут же заблокировавшаяся. Было ровно десять.
На меня упала полоса света от аэростата, и мне на секунду показалось, что меня насквозь прошил рентгеновский луч и я сейчас медленно и неспешно расползусь на несколько равных кусочков. К счастью, пронесло, я нырнул в приятный межсветовой полумрак и так направился к дому, чувствуя себя грабителем, спешащим с добычей куда-то. Добыча нежно оттягивала мне руки и просилась в холодильник, потому что есть сегодня я уже вряд ли стану, зато завтра на работу нужно что-то обязательно взять.
Как я понял, там была такая своеобразная традиция — собираться всем отделом и обедать вместе. Точнее, подразделением. В общем, выходило так, что обедать мне придется одному, потому что Гленн Иванович уволился, начальник архива заведовал, как оказалось, еще и операторами, так что если и приходил на работу к обеду, то обедал с ними, а больше никого у нас и не было. Зато ко мне обещал забегать Слава, и я почему-то ему верил — парень лучился таким идиотским радушием, что не проникнуться к нему никак нельзя было.
На входе в квартиру я еще раз споткнулся о свою сумку, подумал, что обязательно разберу ее завтра после работы, разделся и рухнул на диван, не расстелив. Он негромко пискнул у меня под головой и зажужжал, подстраиваясь под мой рост.
