Отношения их, хотя ни он, ни Рита ни разу об этом не говорили, находились в неустойчивом равновесии. Если он опять промолчит, не внесет в них определенность, то это сделает Рита. И не ясно, как она определит их дальнейшую судьбу...
Теплым сентябрьским вечером, проводив Риту домой и, как всегда, промолчав всю дорогу до самой ее двери, Геннадий возвращался к себе. Он шел по пустынным вечерним улицам, и шаги его далеко разносились вокруг. Лишь изредка, когда под ноги попадали мягкие, не совсем еще высохшие, но уже желтые листья, в четком перестуке каблуков появлялись пропуски. Они сбивали ритм и сбивали мысли, и Геннадий бессознательно старался не наступать на тут и там светлеющие на тротуарах, сорванные с деревьев осенним ветром почти еще живые мягкие пятаки — разменную монету осени. Идти, выбирая куда ступить, было тоже неловко. Это отвлекало, и в нем нарастало глухое раздражение. Уже подходя к дому, взглянув вверх на знакомый фонарь, Геннадий понял, откуда оно.
Кольцо. Рита. Рита и кольцо — все переплелось. Геннадий чувствовал, что идти к Рите нужно чистым и открытым, без той тайны, что внесло в его жизнь кольцо. Он привык к кольцу, и в то же время знал, что без Риты ему жить нельзя. Точно так же нельзя прийти к ней, вынеся на ее суд непонятную историю с кольцом. Непонятную — не столько из-за самого кольца, сколько из-за отношения Геннадия к нему. Впервые Геннадий отчужденно и ясно понял, что вовсе не исследовательские цели заставляют его оставлять кольцо у себя.
Он поднялся по лестнице. Лезть в карман за ключом не понадобилось — язычок замка отодвинулся сам собой, и дверь квартиры сама распахнулась перед ним, повинуясь его беззвучной команде. Геннадий невесело усмехнулся - вот она, причина, заставляющая его лгать самому себе, заставляющая держать кольцо у себя, со дня на день откладывая передачу его в официальные и компетентные органы.
Геннадий очень устал за день, но голова была ясной и холодной, как были холодны теснившиеся в ней мысли. Геннадий устроился на диване поудобнее и начал приводить в порядок и подгонять их одна к другой - короткие и упругие, давно уже выношенные и просящиеся теперь наружу мысли.
Геннадий непосредственно был связан с техникой. Он ясно понимал, что чудес не бывает. И если кольцо творит чудеса, значит, есть техника, позволяющая их творить. Какая техника — неважно. Важно только, что не наша, не земная. Земной технике такая задача будет еще долго не по плечу.
Геннадий взял из воздуха зажженную сигарету, затянулся, длинной струей выпустил дым, задумчиво глядя на кольцо. Оно знакомо отсвечивало серебристым металлом, такое привычное и земное, что Геннадий чуть не потерял нить рассуждений.
Само колечко вмещать всю сложнейшую аппаратуру — а аппаратура с такими возможностями не может не быть сложной — явно не могло. Значит, кольцо играет только промежуточную роль — улавливает его, Геннадия, желания и передает их туда, где их исполняют.
Не замечая того, Геннадий стал говорить вслух, обращаясь к кольцу, как к собеседнику:
— Суммируем: есть кольцо и есть База, назовем ее так, с которой кольцо связано. Основная работа идет на Базе, кольцо — лишь посредник. Далее, База должна быть на Земле, иначе желания не исполнялись бы мгновенно, нужно было бы время, чтобы сигнал от кольца дошел до Базы и вернулся обратно. Даже если бы База была на Луне, запаздывание составило бы две-три секунды, а этого нельзя было бы не заметить.
Он помолчал и негромко приказал:
— Неси меня на Базу! Почти сразу одна из стен комнаты помутнела, на глазах становясь прозрачной, и совсем истаяла, растворилась в воздухе. За ней вместо соседней квартиры, обязанной быть там по всем законам физики, глухо шумел невидимый в ночи лес. Свет из комнаты выхватывал только ближайшие голые и мокрые кусты. Потянуло холодом и сыростью.
Не спеша, но не поворачиваясь к лесу спиной, Геннадий надел свитер и куртку. Стоять в освещенной комнате на виду у залившей лес темноты было неуютно. Геннадий задержался на краю своего обжитого мира и резко, как в воду, шагнул вперед. Комната сзади исчезла сразу, как выключенная. Он успел увидеть неправдоподобную в лесу декорацию — три стены комнаты, освещенной теплым электрическим светом.
Тьма была кромешная. Геннадий беспокойно поворачивался охваченный то ли страхом, то ли неприятным сознанием, что сзади кто-то есть. Так бывает, хотя обычно это чувство обманывает. Постепенно глаза стали различать в темноте сгустки еще более темного мрака. На фоне беззвездного неба угадывалась неподалеку гора.
Геннадий осторожно тронулся с места. Ноги ступали по упругому — палая мокрая листва или мох. Изредка попадались камни, довольно крупные, и ботинки Геннадия тупым звуком отмечали их появление на пути. Было холодно. В воздухе висела влажная туманная изморось. Геннадия била крупная дрожь — не то от холода, не то от волнения. Странно, он совсем забыл о кольце, не сообразил потребовать света или хотя бы фонарика, и так и брел впотьмах.
Впереди ему показалось светлее и он двинулся вперед, вытянув перед собой руки. Временами он натыкался на деревья. По колючей хвое Геннадий узнал ели, лишь несколько деревьев оказались лиственными. Листьев на них не было, и определить породу он в темноте не смог. Потом он налетел на кустарник, тоже голый и мокрый, и чуть не упал. Брюки на коленях стали влажными от прикосновения сырых веток. Чувствовалась поздняя осень, и Геннадий буднично прикинул, совместив воедино холод, отсутствие листьев на деревьях, ощутимо угадывающуюся в темноте гору слева, что находится где-то на Севере. Где именно — на Кольском полуострове, на Северном Урале или на Аляске, — было не так важно, поскольку угадать все равно было невозможно. Впрочем, Аляска отпадала — там сейчас был день.
Стало ровнее. Геннадий пошел быстрее, наткнулся на валун, обошел его, придерживаясь руками. Валун был большой, как дом, ледяной и мокрый. Его покрывала плотная пленка мха. Влажный мох на ощупь был неприятен, и Геннадий вытер руки о куртку.
Кольцо вдруг слабо засветилось, Геннадий остановился, сообразив, что оно о чем-то предупреждает. Глаза уже немного привыкли к темноте, и он сумел разглядеть в слабом отблеске безлунного, покрытого тучами неба, что стоит на самом краю обрыва. Дна его не было видно. Геннадий недоумевал, куда же идти дальше. Идти вбок, вдоль обрыва, он опасался.
Впереди и вверху показался слабый свет, как будто за тучами всходила луна. Тучи посветлели, и Геннадию показалось, что он различает луну, призрачную и нереальную, — сквозь слой облаков. В следующее мгновение он понял, что ошибся. Из низкой пелены, опускаясь ниже и приближаясь к нему, медленно и бесшумно выплывало овальное светящееся тело. Оно спустилось вниз, почти вровень с Геннадием, но далеко от него. Он не мог бы сказать, как далеко, — не было ориентиров. Так же бесшумно тело стало приближаться, отразившись в какой-то момент в воде — там, внизу, было озеро или река. Оно придвигалось, быстро вырастая в размерах, и остановилось меньше чем в десятке метров от Геннадия.
