Краткий рассказ о посещении мастерской Великим герцогом нельзя не предварить замечанием, что наши с г-ном Андерсеном пути расходятся еще дальше. Мы движемся по дороге правды, чистейшей, как слеза голодного ребенка, тогда как бесконечные умалчивания великого сказочника вообще никуда не ведут, во всяком случае, не позволяют понять самый загадочный зигзаг мировой истории, именуемый «виварийским чудом». Но это вы и сами когда-нибудь осознаете, а пока возвратимся к герцогу, переступившему порог королевского ателье.
Переступив указанный порог, Рудис сразу же сообразил, что европейские мастера — грандиозные авантюристы. Объяснения бойкого Жана и прочие восторги по поводу качества невидимой ткани он попросту пропустил мимо ушей. Он стоял посреди мастерской, и на губах его играла плотоядная усмешка, что однозначно указывало на напряженную работу мысли в опасном направлении — кому и как можно устроить пакость в связи с работой этих очаровательных лгунишек.
Подчеркиваю — Великий герцог ни на минуту не усомнился в правдивости собственных глаз. И если на его лице отражались какие-то переживания и внутренняя борьба, то они отнюдь не касались философских проблем типа: «Существует ли нечто вне наших ощущении?» или «Дурак ли я, и если нет, то почему не вижу ткани?»
Просто за несколько минут созерцания пустого станка Рудис совершенно достоверно вычислил, что начинать открытую войну против министра двора, обвинив его в государственной измене, нецелесообразно. Тем более, что только вчера министр ни с того ни с сего прислал любезное письмо, из которого следовало, что вопрос о дополнительной субсидии в полмиллиона будет рассмотрен соответствующими инстанциями снова и на этот раз решен положительно.
Зато Великий герцог сделал важнейшее открытие — он понял, что если признать ткань существующей, то из нее рано или поздно будет пошит столь же наблюдаемый костюм, а новый костюм король непременно должен использовать…
«Ха-ха! Вот будет потеха, — думал герцог. — Да я бы сам никаких денег не пожалел, чтобы устроить такую шутку и прогнать его дряхлое величество голышом по всему Сан-Поркусу. А тут задаром…»
Герцог вычислил бы и еще немало полезных вещей, но в этот момент он почувствовал столь сильное умственное перенапряжение, что решил пожалеть себя и свою многочисленную семью.
Он громогласно расхвалил ткань и даже по свойственному ему фрондерскому демократизму прихватил как бы в подарок симпатичный златотканый кафтан в стиле «а ля Рюс», который бедные портные, мучаясь бездельем, опять-таки сочинили из сэкономленного сырья. Напоследок герцог велел поторопиться и побыстрей перейти к изготовлению костюма.
После сообщения Рудиса Его Величество окончательно уверовал в свою звезду и приказал собрать подобающую свиту для самоличного посещения мастерской.
Поднаторевшие в придворной политике портные не ударили лицом в грязь. Когда король вперил ошалевший взгляд в совершенно пустое пространство, окутывающее станок, Жан и Джек хором сказали:
— Ваше Величество, мы приготовили для вас сюрприз — ткань полностью готова.
У бедняги-короля отнялся язык, а придворные, перебивая друг друга, поспешили огласить воздух хвалебными воплями и восторженными причмокиваниями.
Король стоял и горестно размышлял: «Я не слишком глуп, но не пришла ли пора подавать по собственному желанию? Неужели это неизбежно в судьбе монархов — никогда не видеть того, что доступно любому подданному?» В общем, сбывалось то, чего так опасалась одна стомиллионная доля его души.
— Да-да, недурно, — пробормотал он.
Но тут выступил вперед его злой гений в образе двоюродного брата.
— Ваше Величество, из предварительной беседы с портными я понял, что им хватит ткани не только на костюм, но и на отличное нижнее белье, выпалил он и добавил, метнув грозный взгляд на притихших мастеров: — Не так ли, милейшие?
— Т-так, — выдавил из себя Жан.
— А не выкроите ли вы и платье для Ее Величества, нашей очаровательной королевы Профузии? — не успокаивался герцог.
Это было уже слишком. Нервы впечатлительного Жана не выдержали, он словно окаменел. Зато невозмутимый Джек оказался на высоте.
— Никак нет, ваше высочество, — отбил он атаку Рудиса. — Платье для королевы не получится, необходимо изготовить еще несколько метров ткани.
Герцог и сам почувствовал, что перегнул палку, однако поспешил тут же закрепить одно из своих завоеваний.
— Итак, господа портные, вы немедленно изготовите полный королевский костюм, мантию и, разумеется, тончайшее белье, — торжественно провозгласил он. — Но не тяните, ибо через три дня состоится торжественное шествие по Сан-Поркусу, и мы немедленно объявим, что король будет одет в уникальное платье отечественного производства.
— П-позвольте, ваше высочество… — вступился граф де Сегнис, делая слабую попытку защитить интересы своего монарха.
— Не позволю! — зарычал герцог Рудис. — Неужели нам жалко выписать этим славным парням лишнюю сотню золотых, чтобы король был одет как следует!
И придворные вежливо зааплодировали словам герцога и величественному молчанию короля, Потом они негромко прокричали: «Виват!»
Официальные историки Виварии считают, что именно от этого приветственного клича и произошло название их процветающего государства. Они утверждают, что этим возгласом встретили древние виварийцы приход к власти основателя династии Турписов, и это приветствие якобы заимствовали древние римляне. Реакционные зарубежные ученые не разделяют эту точку зрения, спекулируя на некотором промежутке между гибелью Римской империи и рождением Турписа I, но у нас нет ни места, ни терпения для опровержения всяких антививарийских домыслов…
Как бы то ни было, герцог Рудис сотрясался от внутреннего хохота, король чуть не плакал, а очаровательная Профузия громче всех выкрикивала национальное приветствие, крепче и крепче сжимая слабое плечико своего маленького правнучка и пьянея от чувства признательности к храброму Джеку, отстоявшему ее честь.
«Какой кошмар», — думал граф де Сегнис.
«Так-так… Тут что-то есть, что-то есть, — рассуждал про себя министр внутренних дел маркиз де Суавис. — Конечно, перепадет мне работенки в связи с этим шествием, но здесь просматривается нечто небывалое…»
Кстати, уважаемый маркиз — весьма важный персонаж этой (да и вообще всей виварийской) истории. Не сказав о нем ни слова, г-н Андерсен полностью лишил свою хронику какого-либо научного интереса.
Вечером того же дня Королевский Совет Виварии единодушно утвердил закон, согласно которому во время церемонии шествия король будет одет в новый наряд, укрепляя тем самым международный авторитет страны.