Возможно, у вас возник вопрос — из-за чего, собственно, весь сыр-бор? Подумаешь, опустил г-н Андерсен некоторые детали… Так ведь подумать-то следует, ибо из этих некоторых деталей самое важное и выстраивается. Смотрите сами!
Король погоревал-погоревал и, отыскав хитрый план проверки собственного зрения, немного успокоился. Утром того дня, на который была назначена церемония, он велел доставить новую одежду в Золотую Примерочную — главный зал дворца.
Портным предоставили почетное право собственноручно облачить Его Величество в невидимое белье, невидимые панталоны, невидимый камзол. Мастера отнеслись к этому делу со всей серьезностью, а Жан даже не удержался от замечания:
— Ваше Величество, вы попали рукой мимо рукавчика.
Стояло лето, и король не ощущал холода, разве что легкий внутренний озноб. Казалось, ему все уже безразлично.
«Слава Богу, не придется идти босиком», — радовался Турпис VII.
Башмаки он выбрал вполне солидные — на толстой подошве и с бриллиантовыми пряжками. Корона тоже не блистала оригинальностью, была зрима и весьма осязаема, то есть удовлетворяла всем требованиям, которые способен предъявить к короне самый придирчивый монарх.
«Хорошо еще, — думал Турпис, — что эти умники не изобрели корону из невидимого металла. Впрочем, такая корона очень соответствовала бы духу времени…»
Эта исторически достоверная мысль короля доказывает, что великие открытия не возникают случайно в форме озарения гениального одиночки. Они носятся в воздухе и мгновенными отблесками скользят в извилинах самых разных людей. Вот и сейчас Его Величество был бесконечно близок к формулировке идеи, прославившей впоследствии маркиза де Суависа. Впрочем, я думаю, королям не подобает делать великие открытия. Это неприлично. Для этого есть подданные.
Внезапно Турпис оживился и, делая вид, что обтягивает камзол, небрежно произнес:
— Ордена!
— Ордена… ордена Его Величества… награды короля… — понеслось по залам дворца.
Вкатили золоченую тележку. Король потребовал приколоть к камзолу орден За Чрезвычайные Заслуги. Началась небольшая паника. Камергеры занервничали — не прикалывать же орден к голой груди. С другой стороны, считать грудь голой равносильно служебному несоответствию…
Но Джек и тут не потерял присутствии духа.
— Наше Величество, сказал он, — эта ткань слишком нежна, чтобы выдержать ваш великолепный орден. Прикажите принести вашу замечательную орденскую ленту.
— Но кому нужен камзол, к которому нельзя прикрепить даже один небольшой орден? — вознегодовал Турпис.
Тут и у Джека не выдержали нервы, а Жан успел трижды попрощаться с головой.
— Искусство требует жертв. Ваше Величество, — сквозь зубы процедил герцог Рудис, серьезно опасаясь за судьбу столь тщательно подготовленного представления.
За какое-то неуловимое мгновение герцог перебрал добрый десяток спасительных идей, но ни одна из них не смогла бы поколебать короля. И тогда Рудис пошел с козырного туза, наглядно демонстрируя свой тезис о жертвах ради искусства.
— Тем более, Ваше Величество, — с глубоким вздохом произнес он, — тем более, что вы не захотите отказать мне в великой милости и прикрепите к своей ленте еще один орден За Борьбу с Тиранией. Этот орден по праву принадлежит Виварии, а значит, вам.
Неотразимый удар! Мятеж короля был подавлен начисто. Его сердце и взор переполнились такой могучей волной благодарности, что герцог Рудис не без оснований поздравил себя с крупной победой. Опыт подсказывал, что теперь граф де Сегнис получит приказ выписать на герцогский гардероб не менее миллиона. Стоящее дело!
— Ленту Его Величества! — рявкнул герцог.
— Позвольте, позвольте, — засуетился король, — я полагаю, что ленту следует сделать из того же материала…
— У нас больше нет ни клочка ткани, — хором ответили портные, — ни единого лоскутка, Ваше…
— Право же, Ваше Величество, — любезнейшим тоном перебил их герцог Рудис, — мы не можем отложить церемонию. Уверяю вас, лента будет прекрасно сочетаться с этим волшебным костюмом. И представьте себе, как засияет на этой ленте орден За Борьбу с Тиранией!
И тут король капитулировал окончательно. Ему нацепили ленту, на ленту два ордена, и церемониальное шествие началось. Король понуро проследовал во двор, слегка прикрываясь ладошками от ехидных взглядов очаровательных фрейлин. Там его поместили под роскошный балдахин, и процессия двинулась в город.
Разумеется, народ ахнул и онемел. Народ, он, конечно, все повидал, был мудр глубинной народной мудростью и терпелив безграничным народным терпением. И потому народный «ах» от удивления было не трудно принять за народный «ах» от восторга.
И все-таки, увидев Его Величество в башмаках, орденской ленте и короне, многоопытный народ онемел. Тем более, что по древнему обычаю король нес в одной руке небольшой сноп пшеничных колосьев, а в другой маленький золотой молоточек. Это символизировало покровительство плодам земли и ремеслам или нечто в этом роде. Молоточек хранился во дворце со времен Турписа I, а свежий сноп по дешевке купили в соседней Ворагории. Но не в этом дело. Дело в том, что у короля были две руки, только две руки и очень впечатлительное и любвеобильное сердце, лишь немного стянутое ожирением…
Короче говоря, не удивительно, что в этот же день из Сан-Поркуса был выставлен один грязный корреспондентик, который пытался телеграфировать в свою не менее грязную газетенку, что в высших кругах Виварии возрождается древнейший фаллический культ.
В этом, как и во многих других событиях торжественного дня, выдающуюся роль сыграл маркиз де Суавис. Могущественный министр внутренних дел очень ловко расставил своих людей, а надо сказать, для него едва ли не все столичные жители были своими людьми. Впрочем, он пользовался не только услугами, но и взаимностью — едва ли не все жители Сан-Поркуса считали свои дела сугубо внутренними. И потому народ крайне ясно и единодушно выражал свой восторг по поводу нового платья короля. Удивление и немота длились очень недолго.
Вот теперь-то мы и подошли к главному событию этой истории, о котором так поверхностно и без должной принципиальной оценки упомянуто в хронике г-на Андерсена.
Короли — люди занятые, им недосуг разгуливать но городу со всякими символами в руках. На такой подвиг их может толкнуть только очень серьезная причина. Разумеется, Турпис VII не стал бы тратить драгоценное время, но обычай есть обычай. В этот день обычай предписывал королю пройти мимо своих подданных, зато в другие праздничные дни подданные были обязаны с радостными восклицаниями шествовать мимо Его Величества.
