Он почесал подбородок краем монетки и вспомнил ту ночь на автобусной остановке, когда бездомный поднял четвертак после того, как уронил его. Желание сбылось только тогда, когда металл коснулся кожи Эфраима.
– Если желание не может исполниться, пока я не подброшу монету и не коснусь ее, значит, она все еще в фонтане.
– Значит, возможно, тебе нужно коснуться ее во второй раз, чтобы все сбылось? Эфраим, я не знаю.
– Ты права, я тоже ничего не знаю наверняка. Да и вообще не понимаю, как она действует. Но когда я дотрагиваюсь до других людей, то включаю их в свое желание. Может, монетка чувствительна к прикосновению.
– Звучит разумно. Но, даже если она все еще здесь, ее невозможно будет найти. В фонтане столько мелочи.
– Но есть шанс…
– Эфраим, подумай. Правда. Разве это хорошая идея? Ты сказал, что больше не собираешься ничего менять. Ты обещал. Именно так ты и попался: ведь всегда можно что-то исправить. И как ты поступишь, если что-нибудь опять случится с твоей матерью или со мной… ты лишь все ухудшишь. Вспомни про лапку обезьяны!
– Я знаю. Но ничего бы этого не случилось, если бы я не использовал монетку в первый раз. Я должен попытаться, – возразил он.
– Тогда я иду с тобой, – сказала она. – Вдвоем мы найдем ее быстрее.
До закрытия Грейстоуна оставалось еще полчаса светлого времени. Парк был совершенно пуст, высокие колонны обрамляли дорожку, отбрасывая длинные тени на Эфраима и Джену. Впереди на площади маячил фонтан Атласа. Они встали рядом и посмотрели на лицо бронзовой статуи.
– У меня дурное предчувствие, – сказал Эфраим.
Джена посмотрела на него.
– Не могу поверить, что ты действительно это говоришь. Что с тобой такое?
– Прости, – он снял кроссовки и стянул носки. Джена избавилась от желтых сандалий, забралась на край фонтана, села, опустив ноги в мелкую воду, и взвизгнула.
– Холодная!
Эфраим последовал за ней. Вода и правда была очень холодной. Она леденила ступни, смыкаясь вокруг лодыжек. Дно оказалось скользким, монетки вонзались в ноги. Он осторожно дошел примерно до половины фонтана, чувствуя, что одно неосторожное движение – и он поскользнется, шлепнувшись прямо на дно. Потом махнул рукой в сторону ног статуи.
– Я швырнул монету туда, и она отскочила… куда-то сюда.
Они сгорбились в воде, водя руками по дну бассейна и вытаскивая целые пригоршни серебряных и медных монет. С расстояния те всегда казались Эфраиму пиратскими сокровищами на дне моря.
– Надо было подготовиться, – сказала Джена. Она просмотрела монетки, разглядывая каждую и откладывая ненужные на раскрытую ладонь. Шлепая по воде, подошла к краю фонтана, высыпала их на землю и вновь приступила к поискам. – Могли хотя бы корзинки захватить.
Эфраим вздрогнул, когда сверху на него попала струя воды. Рубашка уже промокла. Он оглянулся на Джену и увидел, что ее темно-синий топик тоже вымок. Заметив, что он пялится на прилипшую ткань, девушка плеснула ему в лицо водой.
– В следующий раз это будет пригоршня монет, – пригрозила она.
– Верно.
– Я чуть не надела сегодня белую блузку, – она, гримасничая, попыталась отцепить футболку от кожи. – Сотри с лица эту улыбку.
– Вот бы воду отключить, – сказал Эфраим.
Журчание внезапно прекратилось, и фонтан смолк.
– Ну примерно так, – он зачесал волосы назад и улыбнулся.
– Эфраим! Ничего не желай, пока мы тут по уши в монетах. Понял? – Джена откинула с лица мокрые волосы. Потерла очки о мокрую футболку, но без толку. – Думаю, это было просто совпадение. Фонтан выключают на ночь. Давай искать дальше.
– Эй, а в парке ночью есть охрана?
– Парк патрулирует полиция, но я не знаю, как часто они приходят.
Человек, который построил усадьбу Грейстоун и окружающее поместье в конце 1800-х, тратил деньги направо и налево, но все потерял во время Великой депрессии. Когда он обанкротился, город забрал его имущество и превратил в общественный парк. Территорию отдали в длительную аренду публичной библиотеке Саммерсайда, та вдобавок присматривала за окрестностями. Дети лазали по заброшенным зданиям, ходили слухи о том, что поздней ночью здесь проводят какие-то странные ритуалы. Вот почему в парк было запрещено заходить после заката.
Они продолжили методично осматривать четвертаки, высыпая их за бортик фонтана. Если полиция поймает их здесь, то подумает, что они воровали деньги.
Спустя час работа продолжилась в сумерках. Они уже перебрали кучу монет у основания статуи, но нужной так и не нашли. Руки Эфраима озябли от холода, а кончики пальцев болели от прикосновений к цементному дну.
Эфраим решил передохнуть и присел на край фонтана.
– У меня вся кожа на руках сморщилась, – сказала Джена, положила ногу на бедро и осмотрела ее. – И на ногах тоже.
– Тебе повезло. Я ног вообще не чувствую, – вздохнул Эфраим. – Может, монета все же исчезла, и мы зря тратим время.
– Ой, не сдавайтесь, – раздался позади голос.
Эфраим повернулся и увидел темный силуэт, выступивший из темных кустов вокруг площади.
– Кто здесь? – спросил Эфраим. Он узнал его, но это не мог быть…
– Меня еще даже не похоронили, а ты уже забыл лучшего друга. Но я не могу винить тебя за это, зная, на кого ты тут отвлекаешься. Это же Джена, да? Шикарно выглядит.
Человек чуть ли не по-волчьи завыл.
Внезапно все вокруг осветила вспышка, Эфраим заморгал. Перед глазами плавало яркое зеленое пятно.
Натан ступил в круг лунного света, освещавшего площадь, и опустил камеру. Джена ахнула.
Эфраим не мог отвести от него глаз.
– Натан?
– Но ты мертв! – воскликнула Джена.
– Я вернулся, я – вааааашеее прооооооокляяятие, – ухмыльнулся Натан. Он засунул фотоаппарат в задний карман джинсов. – Шучу. А то еще обмочитесь прямо в фонтане. Это негигиенично.
– Он обманул меня, – сказал Эфраим Джене. – Послал Шелли, чтобы сказать мне, что умер, надеясь, что я приведу его к монете.
Он с досады дернул ногой, вода плеснула из фонтана на землю.
– Ты почти угадал, Эф, – сказал Натан.
– У Ната не было близнеца? – прошептала стоявшая за спиной Эфраима Джена, держа его за руку. Горячая ладонь чуть ли не обжигала его холодную мокрую кожу.
– Нет, насколько мне известно. А что?
– Это не Нат, – негромко сказала она. – Он по-другому двигается. Телосложение отличается. Волосы слишком длинные. У Ната был короткий ежик, такая прическа за день отрасти не может.
Теперь, после слов Джены, он тоже заметил, что этот Натан совсем не походил на того футболиста, которым стал благодаря монетке. Он был худее – широкие плечи и накачанные бицепсы не исчезли бы за полдня, – с впалыми щеками, особенно если снять очки. На нем была тонкая серебряная цепочка, обтягивающая черная футболка и черные джинсы. Эфраим заметил перемены еще утром, но тогда понадеялся, что друг превращается в себя прежнего.
