Тот подумал: «А теперь хладнокровие начинает изменять тебе». Вслух же он произнес:
— Я никогда не видел киностудий.
— Линк передал мне по телефону, что вы ищете одного из своих служащих, который мог потеряться в этом районе, — сказал Хельстром.
— Э-э… Да, — Перуджи интересовало, почему он ничего не видит за этой приоткрытой дверью. Когда-то он бывал в Голливуде и помнил впечатление организованного беспорядка: яркие огни, девушки, камеры, суетящиеся люди, затем моменты неподвижности и тишины, когда шли съемки.
— Вы встречали в окрестностях кого-нибудь? — спросил Крафт.
— Никого, кроме моих людей, — сказал Хельстром. — Никого постороннего, во всяком случае, в последнее время. Когда эти люди предположительно пропали?
— Около недели назад, — ответил Дзула, оборачиваясь к Хельстрому.
— Совсем недавно! — воскликнул Хельстром. — Хм! А вы уверены, что они не решили продолжить отпуск где-нибудь в другом месте?
— На все сто процентов, — непоколебимо ответил Перуджи.
— Ну что ж, можете походить по окрестностям, вдруг что-нибудь обнаружите, — с иронией произнес Хельстром. — В последнее время мы были заняты съемками, но посторонних, думаю, мы бы заметили. Мы следим, чтобы никто не мог случайно помешать нашей работе. Я не думаю, что вам удастся найти какие-нибудь следы пребывания ваших людей в этом районе.
Крафт невольно расслабился. Раз, по мнению Нильса, прочесывание было проделано качественно, значит, так оно и есть.
— Да? — Перуджи сжал губы. Ему вдруг пришло в голову, что их разговор имеет много уровней. И он, и Хельстром знают об этом. Скорее всего, шериф тоже. Между фразами, которыми они обменивались, скрывалось много двусмысленностей.
Перуджи дозволялось бродить по окрестностям, но найти какую-нибудь улику ему не удастся. Посторонний не сможет незаметно попасть на ферму Хельстрома. А тот уверен, что его могущественные связи не дадут конфликту выйти на поверхность. Перуджи, со своей стороны, дал понять, что ему известны случаи исчезновения людей в непосредственной близости от Фермы. Впрочем, Хельстром и не отрицал этого, он просто указал на бессмысленность поисков. Какие же ставки пойдут в ход в этой игре?
— Шериф Крафт сказал, что вы работаете в компании, занятой изготовлением всякой пиротехники.
«Ага!» — подумал Перуджи, торжествуя.
— У нашей компании очень разнообразные интересы, мистер Хельстром. Мы также заинтересованы в металлургии, особенно в новых производственных процессах. Мы стараемся никогда не упускать новых изобретений, представляющих потенциальную ценность.
Хельстром пристально посмотрел на него.
— А вы бы не хотели осмотреть студию? Мы сейчас очень заняты, выбились из графика. — Он стал поворачиваться, но с какой-то запинкой, словно некая мысль только что осенила его:
— Да, я надеюсь, у вас нет с собой ни радио, ни чего-нибудь в этом роде. Мы используем лишь коротковолновые радиопередатчики. Другие устройства могут помешать нашей работе.
«Ах ты, сукин сын! — выругался про себя Перуджи. Он небрежно сложил руки перед собой и выключил миниатюрный наручный передатчик, мысленно добавив: — Если ты думаешь, что сможешь играть со мной в детские игры, то ошибаешься. Я отправлюсь туда и увижу больше, чем ты предполагаешь».
Хельстром заметил движение рук Перуджи и, догадываясь о причине, пытался понять значение странных слов чужака о разнообразных интересах, металлургии и новых изобретениях. Что общего это может иметь с «Проектом 40»?
Слова Тровы Хельстром:
«Что бы мы ни делали, выращивая необходимых нам специалистов, мы всегда должны включать в этот процесс людей, предпочитая их хирургическому вмешательству. Сексуальный штамм допускается только потому, что мы на практике используем природный генетический материал. Ко всему, связанному с генной хирургией и инженерией, следует подходить с удвоенной осторожностью. Во-первых, прежде всего мы — люди, и никогда не должны забывать своего животного происхождения. Кем бы мы ни были, мы не боги. И что бы ни представляла собой Вселенная, очевидно, что она основана на случайности».
— Он прекратил передачу, — сказал Джанверт, манипулируя контрольным диском своих приборов. Он сидел за занавесками внутри фургона перед приемником, стоящим на полке бывшей кухни. Потное тело Ника Майерли склонилось над ним. И на грубые черты здоровяка легла глубокая морщина озабоченности.
— Что, по вашему мнению, случилось? — спросил Майерли.
— Я думаю, он специально выключил свой передатчик.
— О, Господи! Почему?
— В последнем сообщении, — Джанверт постучал по магнитофону, подключенному к радиоприемнику, — Хельстром говорил что-то насчет того, что нежелательно приносить в студию радиооборудование.
— Рискованно отключать передатчик, — сказал Майерли.
— Я бы сделал то же самое, — возразил Джанверт. — Ему надо попасть в студию.
— Но все же…
— Да заткнись же! Кловис все еще снаружи со своим перископом?
— Да, — похоже, Майерли обиделся. Он знал, что Джанверт — заместитель Перуджи в этом деле, но его раздражало такое обращение со стороны этого недомерка.
— Узнай, что она там видит.
— У этой штуковины всего лишь двадцатикратное увеличение, к тому же дымка еще до конца не рассеялась.
— В любом случае разузнай. Скажи ей, что случилось.
— Ладно.
Домик заскрипел и сдвинулся с места, когда грузное тело Майерли исчезло за дверью.
Джанверт, приподнявший наушник с правого уха, чтобы слышать Майерли, теперь опустил его на место и, не мигая, уставился на приемник. Что хотел сказать Перуджи своей последней фразой? Металлургия? Новые изобретения?
Из записей Тровы Хельстром:
«Наше будущее состоит в полном приручении людей. Следовательно, все человеческие формы Внешнего мира должны рассматриваться как дикие. В процессе приручения нам неизбежно придется ввести разнообразные человеческие формы в нашу социальную структуру. Неважно, насколько различны и разнообразны окажутся эти формы, лишь взаимная независимость и постоянное чувство нашего единства не должны быть утеряны. Праматерь и лидеры Улья отличаются от работников самого низшего уровня только внешне. Если наиболее высокопоставленные среди нас захотят вознести молитву, то в ней они должны произнести благодарность за то, что есть работники. Похвально, увидев обычного работника, подумать, что он такой же, как и я, если не считать еду и квалификацию».
Войдя в студию через двойные двери, что объясняло, почему он не смог ничего разглядеть со двора, Перуджи почувствовал что-то странное в звуках и движениях. Зловонный животный запах ощущался здесь еще сильнее. Он приписал это странному сооружению слева за стеклом, в котором находились животные в клетках. Он увидел мышей, гвинейских свиней и обезьян.
