– Мужчина, вам плохо?
В сердце кольнуло. Опять?! Оглянулся, почти уверенный, кого там увижу.
Нет, почудилось. Стоявшая за моей спиной женщина нисколько не походила на участливую толстушку с валидолом. Я улыбнулся, покачал головой отрицательно. Но устоять на ногах всё-таки не смог, сел на асфальт.
– Может, скорую вызвать? – женщина переминалась с ноги на ногу, нервно теребила телефонную карточку.
– Не надо. Да вы звоните, звоните.
Она взглянула на аппарат. Видно, не могла решиться – и звонить нужно, и как к телефону подойти, когда у тебя под ногами мужик непонятный сидит, на коленки пялится? Я её сомнения понимал, но помочь ничем не мог. Не было у меня силы встать. Муть из головы едва-едва выветриваться начала.
Женщина так и не подошла к телефону. Развернулась, поцокала каблучками. Звонко, отрывисто, будто каждым цоком подчёркивала своё неудовольствие. И другие прохожие тоже поглядывали в мою сторону неодобрительно. Ни один больше не подошёл и помощь не предложил.
Опомнился я, лишь когда сообразил – а чего, спрашивается, расселся здесь? Мне же за подъездом следить нужно, Ксюшу оберегать!
Себя-тогдашнего я проворонил. Понятия не имею, куда он ушёл. То ли на остановку, то ли к гаражам, «ижачка» выгонять. Но это не важно! В центре – пробки, машиной не намного быстрее получится, чем общественным транспортом.
Для наблюдательного пункта я выбрал лавочку в глубине двора. На самом деле лавочек там было две и между ними – столик самодельный, грубо сколоченный. Любимое место пенсионеров-доминошников, но они выползали ближе к вечеру. Лавочка была удобна по двум причинам: во-первых, как раз напротив нашего подъезда, ни зайти, ни выйти незамеченным не получится, во-вторых, из окон не видно, кто там сидит, далеко и деревья заслоняют. Это чтобы соседи случайно не узнали.
С полчаса ничего достойного внимания у нас во дворе не происходило. А потом из подъезда вдруг выбежала Ксюша. Нет, это мне почудилось в первый миг, что выбежала. Она просто вышла и быстренько зашагала по дорожке вдоль дома. Но я аж подпрыгнул на лавке от неожиданности. Куда это ей приспичило?! Одной!
Направлялась Оксана всего лишь в продмаг. Я остановился у дверей. Зайти внутрь? Увидит, узнает. Испугается ещё: рожа у меня о-го-го как изменилась за восемь лет. И не в лучшую сторону. Может, подождать? Что с ней в магазине-то случится? Решил ждать, отошёл в сторонку. Но сердце в груди так и прыгало. Раз пять порывался в магазин кинуться, и будь, что будет.
В продмаге с Оксаной, естественно, ничего не случилось. Вышла, развернула мороженое – опять это треклятое мороженое! – бросила бумажку в урну…
Грузовик начал заворачивать к нам во двор, даже не потрудившись мигнуть поворотником для приличия. Я обомлел на секунду, рванул наперерез. Но грузовик поворачивал медленно, Ксюша прошла мимо, даже внимания на него не обратила. И на странного дядьку – меня! – чуть ли не на пятки наступающего, тоже не оглянулась.
Проводил я её до подъезда, выждал немного, заглянул внутрь. Услышал, как открывается дверь нашей квартиры. И как хлопнула, закрываясь. Всё, обошлось. Только после этого я вернулся на свой наблюдательный пункт. Умостился поудобнее и приготовился ждать.
– Молодой человек, сыграть не желаешь?
Первый старичок-боровичок выдвигался на боевую позицию. Сухонький, лысенький, в одной руке газетки держит, в другой – коробка с доминошками.
– Вдвоём, что ли?
– Да и вдвоём, пока остальные придут.
Я подумал-подумал и кивнул. Почему бы и не забить козла? Сижу я лицом к подъезду, всё вижу. А так – добавочная маскировка получится.
Играл дед мастерски, куда уж мне с ним тягаться! Пять раз козлом оставил, пока настоящие соперники подтянулись. Я уступил место ассам, отодвинулся на край. Такой себе незаметный, отлично законспирированный сторонний наблюдатель.
Я-тогдашний вернулся в шестом часу, разозлённый до последней степени. Не вошёл, а буквально вбежал в подъезд. Я-нынешний мысленно хмыкнул, представляя, какими эпитетами он награждает телефонного шутника. Ну и пусть, зато обошлось всё, Ксюша жива-здорова сегодня осталась. Сейчас посижу ещё чуток и думать пойду, чем мне дальше заняться.
Я сидел и сидел, не в силах подняться. Что-то было не так, неправильно. Радости в сердце почему-то не было, лёгкости. Но ведь я всё сделал, как следует, выполнил свою задачу?
Когда тишину двора разорвал вой сирены, я уже знал. Вернее, я не позволял себе знать, что случилось, не позволял понимать. Внутри будто заледенело, сжалось в тугой комок. И когда неотложка остановилась у нашего подъезда, когда троё в белых халатах выскочили из машины и побежали внутрь, когда следом за скорой примчались милицейский «уазик» и легковушка, тоже с синими номерами, – я сидел и смотрел.
В домино уже никто не играл, деды следили за происходящим, строили версии. Наконец один, самый дотошный, отправился в разведку. Вернулся, начал докладывать:
– В четырнадцатом доме квартиру обобрали. Так мало того, что ограбили, там девочка одна дома была – ножом её пырнули, изверги. То ли сама открыла, то ли выходила куда, а они залезли.
– Живая хоть?
– Кабы живая! Отец, говорят, вернулся, а она и остыть успела.
– Вот басурманы! Взяли-то много?
– Да что там брать…
– Какая квартира? – выдавил я из сведённого судорогой горла. Хотя и знал прекрасно – какая.
– Двадцатая. Знаешь там кого?.. Э, парень, ты что?
Я тряхнул головой, отгоняя поднимающуюся черноту. Не дождётесь! Так, значит, на этот раз?! И дома достали, да? Ладно!
Я встал с лавочки и пошёл. Не к подъезду, там мне делать нечего, там Ксюша уже умерла – в который раз! Я пошёл в прошлое.
Глава 18. Лето 2001 – зима 2000
Дальняя часть нашего квартала упиралась в небольшой став. Когда-то чистый и ухоженный, с насыпным песчаным пляжем, грибками и кабинками, за годы перестроечной и послеперестроечной неразберихи он захирел, замусорился. Стал походить на помесь огромной лужи и бесхозной свалки. Дальняя часть его заросла ряской, ближе к домам вдоль берега протянулся широкий шлейф пластиковых и стеклянных бутылок, банок, рваных пакетов, сигаретных пачек и прочего непотребства. Купаться сюда давно никто не залазил, даже в последней стадии алкогольной горячки. Но самые отчаянные ещё приходили с удочками. Что выловить надеялись? Лупоглазых лягушек, которых развелось здесь немеряно?
Мне ставок подходил идеально. Точнее, не сам ставок, а его берег, заросший от крайних домов до самой воды непролазными ясеневыми дебрями. Никто не заметит ни как исчезну, ни как появлюсь.
