Вечерело. Холод уже ощутимо касался лица, а мрак отвратимо пробирался в лесную чащу.
Заросли древовидного папоротника, плаун, хвощ и цикадовые особо ирреально смотрелись на закате. Солнце катилось за горизонт, уступая место красно-лиловому закатному зареву и серо-синей пастели небес.
Огромные деревья с вздыбленными корнями, под которыми что-то копошиться, шорох сухих опавших листьев, игольчатые лапы хвощей, качающиеся в такт движения какого-то насекомого, но ни единого признака человека или крупного животного.
Время убегало безвозвратно: минута, час, день, и можно было попасть в карбон или меловой период, но невозможно было вернуться в то место и тот момент, когда трассеры появились здесь, нельзя было дважды войти в воды времени ни им, ни патрулю.
Лес хранил свои тайны, как и временное пространство, окутывая дымкой темноты, как время туманом забвения, где только силуэты наиболее выдающихся деревьев впереди еще угадываются, а что за ними, далеко за горизонтом, уже увидеть из этой точки не дано, как не дано ни одному человеку в одной жизни испытать дважды рождение и смерть, прочувствовать одну эмоцию с точностью до оттенка второй раз, встретить рассвет на одном месте и точно такой же, как первый, и в точно таком же моральном, физическом и энергетическом состоянии, и получить точно такие же ощущения. Скорость течения временной реки много сильней, чем думает человек. Он как камень кидает себя с одного берега на другой, но не может понять, что та вода уже ушла и ее не нагнать. Время не река, его не обуздать. Можно построить мост и перебраться на тот берег, но это не значит, что человек стал сильнее и выше стихии, что покорил ее.
Уже в темноте патруль собрался у зонда и молча осел на насыпь, обозревая непокорное пространство, глухое, дремучее, наплевавшее на все достижения человеческой мысли. Новостей не было, признаков потерявшихся трассеров и связи с базой тоже, и настроение было отвратительным.
Природа смеялась над прогрессом и человеческим разумом, намекая, что как бы далеко он не зашел, он все равно дитя по сравнению с ней. Если подумать, становится ясно, что человек открыл новое лишь для себя, а природе это открытие давно известно, не только в постулате, но и в действии. География же, если разобраться, всего лишь история пространства, а сама история, всего лишь география времени. И хоть перескакивай временные барьеры, хоть преодолевай огромные расстояния, перелетая с места на место — суть остается одна и незыблема: "не откладывай на завтра, что можно сделать сегодня", потому что «сегодня» не вернешь, а «завтра» и ты и мир вокруг тебя будет другим, и сюда, этот момент, в этот миг ты уже никогда не вернешься.
— Она пропали всего сутки назад, — тихо сказал капитан. — Всего двадцать четыре часа назад.
— Целых двадцать четыре часа, — поправила Стася.
За это время во всей спирали вселенских миров умерло и родилось миллиард существ и идей, погибли и возродились цивилизации.
Сутки. Кажется безумно мало, всего песчинка в пустыне времени и пространства, но все же безумно много в маленьком бархане человеческой жизни. Сколько за это время может успеть человек и сколько не успевает или забывает, или не желает совершить?
24 часа, 1 440 минут, 86 400 секунд — уникальное богатство, сокровище, не имеющее аналогов. Но на что оно потрачено?
Человек как мот, избалованный сынок богатейшего родителя, получивший баснословное наследство от отца, не считая, тратит его, потому что не зарабатывал, не знает его истинную цену. По началу все прекрасно, идет своим чередом без забот и хлопот, без мысли что беззаботность тоже имеет свою цену, но вот бездумному моту намекают на оплату счетов, и он оплачивает из раз, два, десять, но опять же не задумывается, что скоро платить будет нечем. И этот момент наступает. Как бы он не был легкомысленен, ему придется осознать, что все имеет свою цену, свое начало и конец. Приходит время, когда казалось, безграничное богатство, иссякает. В запасе не остается и гранулы — минуты. В этот, последний миг, глупец спешит успеть то, что не успел и даже не думал совершить за весь отмерянные ему срок.
Блажен, кто замечает, что «наследство» подходит к концу и пусть на последнем гроше, но начинает с умом относиться к оставшемуся, перестает транжирить, бездумно тратя «золото» на «свинец», как святое на пустое.
Но большинство не понимают этого до последнего мига и продолжают бежать за иллюзией эго, доходят до финиша строя рожицы отстающим и пропадают, падают в бездну небытия, не успев сообразить: что это было? Куда бежал, зачем? К чему был затеян бег? Что ты оставил там — уничижительную рожицу соседу, ехидную ремарку сопернику? Да, стоило бежать, кутить и тратить силы…
Стася вздохнула: ее двадцать четыре «гроша» прошли впустую, тупо. А предыдущие?
Женщина покосилась на притихшего, нахохлившегося Чижа, что вглядывался в темноту и думал о своем, как остальные.
— Извини, — протянула ладонь.
— За что? — очнулся, внимательно посмотрел на нее.
— За то, что ударила и оскорбила.
Николай улыбнулся и с нежностью пожал ладонь Стаси:
— Ты меня прости. Я был неправ и вел себя, как последний идиот.
— Забыли.
— В смысле вы уже прощаетесь? Последний долг, последнее прости? — усмехнулся Сван.
— Не рано? — поинтересовался Иштван.
— В самый раз, — буркнул Аким.
— Можно, я за себя сама отвечу? — хмуро глянула на него Стася. — Никто ни с кем не прощается. Я лично всего лишь сделала то, что должна была сделать еще сутки назад. Если кто-то усмотрел в простом осознании неправоты и извинении нотку прощания или упадничества, его трудности.
— Смотрю на тебя, какой раз удивляюсь: что же ты пессимист такой? — положил на плечо Акима руку Сван.
— Ну, вот что, отдохнули, перекусили — подъем, — приказал капитан.
— Поспать бы, — стряхнул с плеча руку мужчины Шалович.
— Дома выспишься, — поднялся Сван. Следом остальные.
— Оружие на готовность, фонарики на ближний свет, — отдал распоряжение Федорович. — Ян, каждые десять минут давай сигнальный огонь. Всем внимательно слушать и смотреть по сторонам. Пошли.
Отдых закончился.
Всю ночь патруль шел на северо-запад в десятый квадрат и очень надеялся по пути встретить еще двух пропавших трассеров.
— Если не найдем — что будет? — тихо спросил Стасю Чиж, высвечивая подсветкой на пистолете каменные россыпи под ногами, валуны и холмистые насыпи невдалеке.
— Ясно что, — буркнул Ян.
— А с нами, что будет? — полюбопытствовал Аким. — Связи-то с базой нет.
— Слушай, пацан, ты меня конкретно доставать начинаешь со своим "оптимизмом", — процедил Сван.
