Повернувшись лицом к двери, я неожиданно обнаружил некоторую дисгармонию. Одна из девушек была почему-то одетой. Плюс при этом она была одна-одинешенька, если не считать зажатой в руках здоровенной скалки.
Совсем извращенка, - догадался я. - Со скалкой кайфует.
Однако это оказалось совсем не так. Увидев направленный на нее автомат, одетая взвизгнула и бросилась прочь. Я побежал за ней. Ведь она была рыжая и фигуристая. Могучий инстинкт двигал мною.
Что, мыслишки поганенькие забегали, да? Инстинкт самосохранения, господа! Это было первый раз в моей жизни, когда от женщины в первую очередь мне требовались ее мозги, а не тело.
Лицо мое все было исцарапано, но ее красавицей я в этот момент тоже не назвал бы. Она была привязана к стулу обрывками собственного халата, под которым, кстати, оказалось только тонкое шелковое белье розового цвета.
Наверное лишь этот его цвет, ставший для меня чем-то вроде аналога красного для быка, и помог мне справиться с разъяренной фурией, каковой оказалась госпожа Скокова.
Пройдя в ванную и умывшись, я вернулся и вытащил у пленницы изо рта кусок простыни, делавший ее похожей на хомяка, выступающего в стриптизе.
- Будешь орать - морду изуродую! - предупредил я ее перед исполнением сего акта гуманности.
- ...........! - получил я в ответ, как только рот рыжей освободился.
- Понимаю, банковский жаргон, - лояльно согласился я и уселся на другой стул. - Председатель правления - вор в законе - сам так говорит и от подчиненных того же требует.
Ничего принципиально нового в ответ на свое доброе слово я так и не услышал.
- Ладно, не будем тянуть резину, - решил я. - Давай, рассказывай про чемоданчик.
- Ты - не мент! - уверенно заявила она.
- Нет, - сознался я. - Я из СМЕРШа. Специальный агент Игорь Кио.
- Да пошел ты... - скривила губы Скокова. - Ты - этот журналист поганый, которому мокруху с патроном шьют.
- С каким таким патроном? - удивился я, сделав вид, что не заметил слова "поганый".
- А, иди ты... - она махнула рукой. - Все равно и тебя и меня скоро поймают. Чего мне с тобой теперь разговаривать?!
- А если просто из любопытства? - предложил я.
- Слушай, ты ведь - бабник, так про тебя в газетах писали, верно? неожиданно спросила моя пленница.
- Ну газеты они всегда ведь преувеличивают, - скромно сознался я, но в общем и целом меня можно назвать мужчиной, который любит и ценит женскую красоту, - в подтверждение сказанного я окинул взглядом полуобнаженную фигуру моей собеседницы. Только после этого я окончательно поверил деду из камеры хранения. Точно смог бы, стервец! Даже Папа Римский смог бы! И никакие божьи кары его не остановили бы.
- Но судя по обстановке в вашей, гм... спальне, вы тоже не относитесь к племени давших обет воздержания, - продолжил я, сглотнув слюну. - Может, я вас развяжу, и мы продолжим беседу в более приятной обстановке, а?
- Ты тупой, да? - осведомилась она. - Если хочешь остаться живым и невредимым, лучше не развязывай! Ну никогда не думала, что у нас в городе могут работать такие долбо...ные журналисты. Просто придурок какой-то!
- Ладно, - я разозлился. - Хватит темнить! Может быть я и тупой, но вот побегала бы ты с мое, так я бы посмотрел, как у тебя извилины тогда шевелились бы. Да к тому же и твой-то поступок, когда ты Вазариновой позвонила, тоже гениальным назвать нельзя. Выкладывай все! И быстро! Иначе так отделаю!..
- И сможешь, да?! - язвительно и зло выкрикнула Скокова. - Вот за это я вас мужиков и ненавижу! Сволочи все и засранцы! Только одно и надо от женщины. А при случае и избить рука не дрогнет.
Я физически почувствовал, как у меня под черепом что-то переползло с затылка на лоб.
- Ты - лесбиянка, да... - пробормотал я. - К тому же психически ненормальная. Свихнулась на почве ненависти к мужчинам и перебросилась на женщин. Причем, судя по оформлению приюта любви, в весьма активной форме... - я хлопнул себя по лбу. - Вот оно что!
- Кретин слабоумный, как и все вы, - буркнула она.
- Впрочем, это не меняет дела, - заспешил я. - Меня интересует в первую очередь чемодан.
- Статью напишешь, да, - усмехнулась она.
- Сначала попытаюсь спасти шкуру, а потом посмотрим.
- Знаешь, - Скокова прищурилась, - ты, конечно, существо по всему поведению своему отвратительное, но есть в тебе некий шарм. Я, как по глубокой физиологической сути своей женщина, но по психологической не совсем, могу оценить и понять, почему к тебе так липнут бабы. Ведь липнут, да?
- Но не все, - уныло протянул я. - Есть тут одна, которая... Слушай, а может она одна из твоих подруг?! - внезапно осенило меня.
- Мы с Патроном в одном детском доме были, - вдруг произнесла она. Кликуха такая у Андрюшки Платонова была. И Длинный там же был. И Сопля.
Я принялся мучительно соображать.
- Да, да - Гоша Длинный, - подтвердила она, увидев выражение моего лица. - Мог бы и догадаться, представитель сильного пола несчастный. А Сопля - это Сапельников Игорь Петрович, воспитатель. Последняя сука на этом свете! - она помолчала. - Это в нашем районе, Котяковский детдом. Поганейшее место!
Я почесал затылок. В статье про Платонова, которую я прочитал перед концертом, никакой конкретный детдом не упоминался. А оказалось, что земляк!
- Он скрывал, что из этого детдома, - словно угадав мои мысли, объяснила женщина. - Человек всегда бежит от тех своих воспоминаний, что кажутся ему опасными. В общем этот Сопля был садист и насильник. Он совращал детей - обоих полов. Таким же был и Длинный - уже тогда. Он был старше нас на несколько лет. И Сопля взял его к себе в подручные. Вместе они этим занимались. Я этого никогда не забуду! - она посмотрела мне прямо в глаза. - Знал бы ты, что нам довелось пережить! Ты вот меня сумасшедшей назвал. А сам-то ты жить смог бы после такого, а?
Я молчал. А что я мог сказать? Здесь я был с ней согласен - не зря же я катал подонка Костю "по горкам".
- И знаешь, что самое страшное? - продолжила она. - Что Патрону это понравилось! Он стал "голубым". Причем пассивным! Он, талантливый парень, с голосом и слухом, и - "люська"!
Я опять промолчал. Но на этот раз по другой причине: мои комментарии могли все испортить.
- Когда приехал этот менеджер из Москвы... Так вот, Патрон ночью пришел к Длинному и отделал его. Железкой какой-то. До полусмерти. За всех. За меня, за себя... А на следующее утро уехал с продюсером. А Длинный... Он... Импотент он с тех пор... Сухостой! - она засмеялась. - И, как следствие, совсем взбесился и самым настоящим зверем стал. Слышал же, наверное, да?
Я опять промолчал. Теперь я просто обдумывал все услышанное.
- Длинный стал бандитом-садистом. Патрон - певцом. Но... Это оказалось сильнее его... Таким он и остался. Я же нашла себе здесь квартирку. Так и жила спокойно, с подругами и без. Такая вот история.
