– Теперь еще раннее утро. Посмотрим, что принесет нам необычного этот наш первый день на Марсе. Попробуем-ка как-нибудь завязать с нашими друзьями словесный разговор; что они наши друзья, видно из их любезного и благосклонного вида. С этими словами профессор Штиллер подошел к тому из жителей Марса, который стоял впереди всех остальных; они позволили ему приблизиться к ним с благородным спокойствием и без малейшего признака удивления.
– Ведь мы на Марсе, не правда ли? – с этим банальным вопросом обратился он по-немецки к неведомым ему людям. Но те покачали головами и ответили ему что-то на благозвучном языке, которого Штиллер, в свою очередь, также не понял. В словах их, казалось, выражалось сожаление, что они не могут понять незнакомцев.
– Они, совершенно естественно, не понимают по-немецки. Ведь вы должны были ожидать этого, Штиллер! – заметил с упреком профессор Гэммерле.
– Ну, так проэкзаменуйте-ка вы их, Гэммерле. Быть может, при ваших разносторонних лингвистических познаниях, вам и удастся открыть, на каком языке возможно объясниться с живущими здесь людьми.
Сильным голосом Гэммерле начал на древнерусском языке:
– Друзья, мы, прилетевшие к вам с далекой земли, сердечно приветствуем вас.
Ответа не последовало, и только легкая улыбка заиграла на устах жителей Марса в знак их непонимания. Тогда Гэммерле продекламировал свое приветствие по-латыни. Снова то же молчание и та же улыбка вместо ответа.
– Быть может, мы скорее достигнем цели при помощи наших современных языков, так как этим существам, по-видимому, совершенно чуждо классическое образование, – проговорил Гэммерле, рассерженный безрезультатностью своих первых опытов, но и английский, французский, испанский, итальянский, русский и, наконец, даже арабский и древнееврейский не привели к желанным результатам.
– Хорошее начало! – проворчал профессор Бруммгубер.
– По всем признакам, нам придется изучить язык здешних жителей, – заметил Тудиум.
– Наверное! – подтвердил Фроммгерц. – Но посмотрите-ка, что это за старец шествует к нам? – воскликнул Дубельмейер.
Человек преклонных лет и внушительной наружности, с белыми волосами и бородой, с обнаженной головой, прорвал ряд своих товарищей и гордо приблизился к семи швабам. Старец был одет, как и все его соплеменники. Похожая на блузу белоснежная рубашка из тончайшей шерсти с пурпурной каймою окутывала высокую, благородную фигуру. У пояса она стягивалась широким поясом пурпурного цвета. Босые ноги его были одеты в сандалии из тонкой желтой кожи. Соплеменники дали ему дорогу с большой почтительностью, и ученые из этого сразу же узнали, что в лице старца они видят перед собою человека, занимающего высокое социальное положение в этой стране.
В знак уважения они обнажили головы и принялись напряженно ожидать дальнейшего развития событий. Старец сначала скользнул взглядом по «Мировому Пловцу», затем направил свои ясные темно-синие глаза, в которых виднелось столько же ума, как и сердечной доброты, на чужеземцев, с которыми он заговорил на благозвучном языке, указывая при этом от времени до времени на воздушный корабль, и наконец дал им понять ласковым жестом, чтобы они следовали за ним.
Ученые двинулись вперед со старцем во главе. За ними последовали спокойной и полной достоинства походкой те из жителей Марса, которые при спуске «Мирового Пловца» так охотно предложили им руку помощи. Профессорам показалось, будто вокруг них ожила одна из сказок «Тысячи и одной ночи». Они не могли насмотреться досыта на все прекрасное и своеобразное, что встречалось им здесь на каждом шагу. Пройдя луг, они попали на тенистую тропинку, посыпанную мелким белым песком и окаймленную восхитительными, увешанными плодами деревьями. Тропинка эта вела к большой группе зданий, стоявших каждое отдельно и окруженных роскошными садами. Судя по их величественным размерам, эти здания, выделявшиеся своей яркой белизной из окружающей их зелени, были общественными учреждениями.
Везде росли высокоствольные пальмы, перемешанные с пышными светло-зелеными бананами и древовидными папоротниками, среди которых виднелись цветы такой поразительной красоты и роскошного развития, каких тюбингенские профессора не могли себе и представить. Розы, лилии, мирты и разные растения из породы лавров, орхидеи и великое множество других цветов соперничали друг с другом блеском и красотою красок и силою благоухания. Бабочки всевозможных размеров и оттенков качались в теплом, упоительном воздухе, и яркоперые птицы посылали путникам свой громкий, гармоничный утренний привет.
– Мы попали в настоящий рай, – тихо заметил Штиллер идущему рядом с ним Пиллеру. – Я должен выразить свои чувства, излить в словах свой восторг. Скажите, Пиллер, неужели у вас на душе не так же торжественно и чудно, как у меня?
– Так, так! – возразил Пиллер сухо. – Ведь и мне достаточно нравится это путешествие по Марсу. Кстати, сегодня у нас случайно воскресенье. Разве вы об этом забыли, Штиллер?
– Да; в последние недели я совершенно потерял счет времени. А откуда вы об этом знаете?
– Мой хронометр, кроме обычных часов, минут и секунд, показывает также месяцы и числа. Сегодня у нас воскресенье, 7-е марта.
– Воскресенье, 7-е марта! Священная цифра семь во всем. Да будет она и далее нас охранять и оберегать, – воскликнул профессор Штиллер.
– Прежде всего, я жажду хорошей еды и солидной выпивки – это лучше освежает жизненный силы и основательнее предохраняет их от растраты, чем ваша цифра семь. Последнее время мы в нашей гондоле вели очень злосчастную жизнь, полную лишений; пора нам снова попасть на хорошее хозяйство и к настоящему семейному очагу.
– Ах вы, вечный прозаик! – ответил профессор Штиллер со смехом. – Здесь вы не будете ни голодать, ни томиться жаждой. Посмотрите только на плоды вон там, наверху!
Профессор Пиллер взглянул в указанном направлении: – Черт возьми! – вырвалось из его уст. – Неужели эти огромные ягоды, свешивающиеся вниз, продукты виноградной лозы?
– Конечно. То, что вы видите, виноградная кисть с ягодами той величины, которая свойственна только тропическому климату.
Среди таких разговоров ученые и их проводники достигли первых домов. Здесь они должны были убедиться, к своему немалому удивлению, что здания, который они издали приняли за общественные учреждения, были ни что иное, как величественные частные дома или виллы. Выстроенные из белого, тщательно отделанного камня, они были снабжены с передней стороны высокими, построенными на колоннах, балконами или залами, которые представляли крайне привлекательный вид и свидетельствовали о любви местных жителей к свежему воздуху и просторным, неограниченным стенами помещениям. Для теплого климата подобный вид открытых залов или балконов был самым целесообразным и подходящим сооружением. Широкие мраморные ступени вели в эти залы и служили местом игр для множества цветущих детей, одетых только в одну легкую, светлую рубашку, стянутую у талии поясом. В изгибах залов гармонично и величественно выделялись большие мраморные фигуры. Все дышало спокойной красотой и радостью и произвело сильное впечатление на путешественников.
