Человек привыкает ко всему. Я тоже вроде бы привык наконец ко второй своей жизни. Привык, что можно по своим придумкам строить и мастерить какие угодно сооружения и вещи (только не живые). Р-раз — и стоит на планете сверкающий дворец, как в сказке про старика Хоттабыча. Еще р-раз — и плещется голубая вода в бассейне, громадном, как настоящее море. Купайся и ныряй сколько влезет. Привык, что можно вмиг долететь до любой видимой звезды или оказаться в звездной гуще самой отдаленной галактики, которая с астероидов кажется серебряной чешуйкой. Какая там скорость света! Мы могли перекрыть ее в миллиарды раз!
Есть книжка (я не помню название и писателя) про мальчишку, который жил, как мы, на астероиде. Он был не просто мальчишка, а принц, хотя непонятно почему. И вот он задумал покинуть свою планету, чтобы повидать другие края. Было написано: «Он решил путешествовать с перелетными птицами». Я не раз глядел на звезды и думал: что за птицы такие? Как они могли летать, если в пространствах нет воздуха? Да и зачем они? Можно ведь и так за секунду домчаться, куда вздумается! Все пространства были наши!..
Только мы редко покидали свои астероиды. Какой смысл? Залети хоть в самую далекую даль — там то же самое, что и здесь. Такое же сияние звездных россыпей, такое же шуршанье и щелканье невидимых силовых полей, та же упругая искривленность пространств (можно было по ним скользить, как по снежным горам на придуманных лыжах; мы иногда так и делали). Только созвездия меняли свои контуры, а все остальное оставалось прежним.
А к своим планеткам, пористым каменным глыбам, все мы привыкли. Какой-никакой, а все-таки дом. Покидать астероиды надолго не любили. В глубине души опасались даже. Улетишь, а вдруг здесь что-нибудь важное случится. Вдруг… ты кому-то понадобишься? Ну, и вообще — мало ли что? Может быть, не зря нас именно сюда, на этот Пояс астероидов занесли Бесцветные Волны?
Но ничего не случалось, если не считать мелких пакостей со стороны Рыкко Аккабалдо.
Вот еще что надо сказать! Не думайте, будто наши астероиды — это те мелкие планеты, которые тысячами летают вокруг Солнца. Нет, они носятся вокруг совсем иной звезды. Такой маленькой и тусклой, что мы никогда не обращали на нее внимания. Служить настоящим солнцем она не могла. Если нам хотелось дневного света, мы делали искусственные солнышки.
А где наше настоящее Солнце, где Земля, мы понятия не имели. Скорее всего, мы были в какой-то другой галактике. Или даже в ином пространстве Великого Кристалла…
Мне помогли выбрать планетку. Этакую гранитную картофелину — метров двести в поперечнике. На ней было много круглых оспин и большущий кратер от крепкого метеоритного удара. Я накрыл этот кратер придуманным стеклянным куполом, развесил внутри люстры, расставил всюду разукрашенную мебель, как во дворце сказочного султана. Вдоль стен выстроил блестящие рыцарские фигуры, будто в средневековом замке. Такое вот фантастическое получилось жилище. Всем ребятам понравилось. Только Голован сказал непонятное слово: «Эклектика».
— Что это такое?
— Это значит… молодец, фантазируй дальше.
Но мне вдруг надоело фантазировать. Внутри сказочного круглого дома я устроил дощатую комнатку с раскладушкой и маленьким письменным столом — таким же, какой у меня дома (хотя зачем он мне тут?). Деревянный материал время от времени рассыпался в пыль, но я все восстанавливал как прежде.
Мы жили тем, что придумывали всякие развлечения. Строили разные фантастические сооружения. Про хрустальные мосты со старинной железной дорогой я уже рассказывал. А еще были гигантские карусели, трамплины, многобашенные замки с лабиринтами и подземельями. Коптилка и Локки населили подземелья скелетами и механическими крылатыми чудищами. Мы делали вид, что пугаемся (а иногда и правда пугались на минутку).
Однажды Голован заявил, что надо устроить «Вселенский Новогодний Праздник».
Мы покрыли пушистым снегом крупный астероид (называется он Большая Дыня), водрузили на нем гигантскую елку, украсили ее разноцветными кометами, которые поймали сачками и уменьшили до нужных размеров. Конечно, были на елке и другие игрушки, каждый напридумывал сколько хотел.
Доня включил веселую музыку (опять она напоминала о прежней жизни, но мы делали вид, что этого нет).
Мы играли в снежки и кувыркались в сугробах. Забавно бегать по колено в снегу, который лишь слегка прохладный и щекочет голые ноги, как наваленный грудами тополиный пух.
Но Кирилка и здесь захотел справедливости. Он сказал, что такая зима — неправильная. Поколдовал и обрушил на Большую Дыню настоящий холод.
Ух как мы завыли! Заплясали и начали придумывать себе теплые куртки и штаны, шарфы и шапки, варежки и валенки. Даже упрямый Локки влез в одежду: на нем оказались меховые сапоги и расшитая войлочная накидка — вроде теплого одеяла с вырезом для головы.
Коптилка засунул Кирилке за шиворот сорванную с елки сосульку.
— Вот тебе, Кирпич! Я из-за тебя простудился по-настоящему.
Кирилка заверещал, но без обиды. Ведь Коптилкина шутка была справедливая. А простудиться по правде никто из нас не мог, мы тут никогда не болели. (Иногда хотелось даже: пусть заболит горло, подскочит температура, а ребята будут навещать и ухаживать; но нет, не получалось.)
Мы катались с ледяных гор, летали вокруг елки на крылатых снежных конях и устроили такой шум, будто нас не девять пацанов и девчонок, а тысяча ребятишек на городской площади. Даже Веранда веселилась.
Рыкко Аккабалдо не выдержал и заколотил хвостом о прозрачный защитный шар, которым Голован окружил на всякий случай Большую Дыню.
— Эй, лягушки мокрозадые! Хватит галдеть! А то заброшу вас на Планету Кусачих Собак! Их там целые тысячи, вмиг вас обглодают, никакие ваши скафандры не помогут.
Голован, одетый Дедом Морозом, задрал голову:
— С Новым годом, Рыкко… Однако ты врешь! Никакой Планеты Кусачих Собак нет!
— Нет?! Вот закину вас туда по правде, сразу узнаете, есть она или нет! Собачки там совсем оголодали, друг дружкой питаются, а уж вы-то для них — прямо конфетки.
Минька Порох вдруг подошел ко мне.
— Вов, а вдруг он не врет?
— Ты что, испугался?
— Я… не знаю. Вообще-то я собак с дошкольного младенчества боюсь, меня тогда соседская овчарка покусала…
— Да он просто так болтает… — И я, как Голован, запрокинул лицо.
— Ох и трепло ты, Рыкко! «Ужасное и несравненное»! Где эта твоя собачья планета?
— Где-где! У козла на бороде!
— Ха-ха! Вот видишь! Даже координат не знаешь!
