Я не хочу! Лучше уж Абсолютное Ничто! В нем не помнишь, не чувствуешь, в нем тебя просто нет. Ничего нет. И Серой Печали…
Меня вдруг затошнило. Сильно. Я быстро сел, нагнулся, непереваренные пельмени ушли в мировое пространство.
Я заплакал.
Я всхлипывал, размазывал по лицу сырость и тихонько скулил. Как в детсадовские времена, когда тебя накажут и ты сидишь в пустой комнате, пускаешь слезы и надеешься, что кто-нибудь придет и пожалеет…
Кто?..
Бесшумно спланировал из пустоты Голован. Уселся рядом. Чуть не вывернул меня из гамака, но тут же уравновесил тяжесть.
Я сердито отвернулся — звезды, конечно же, блестели на моих мокрых щеках.
— Да не прячься, — тихо сказал Голован. — Чего такого… Думаешь, ты один плачешь по ночам?
— А кто еще? — буркнул я. — Веранда, что ли?
— Все. Когда одни…
Тогда я всхлипнул, не скрываясь:
— Послушай…
— Не надо, Вовка. Я ведь знаю, про что ты хочешь сказать. Это у всех…
— Но все-таки почему так? Почему пусто кругом? Везде-везде-везде… Миллиарды звезд, миллиарды планет, и ни одной живой… Куда ни прилетишь — не то что человека, даже букашки никакой, даже травинки. Камень, камень… Да еще эти оранжевые межпланетные комары… Но они, по-моему, мертвые…
Голован сел поближе, обнял меня за плечо.
— Вовка… я тебе скажу. Я невеселое тебе скажу, даже безнадежное, но ты ведь все равно и сам когда-нибудь это понял бы… Мы никогда не увидим живых планет. Их очень много — и таких, как Земля, и всяких других, но они… но мы не можем видеть их, а они не могут видеть нас. Даже если бы мы отыскали Землю, то все равно увидели бы пустой каменный шар.
— Но по-че-му?
— Потому что мы и они в разных измерениях. Мы ушли с нашей планеты, оставили там свои тела и теперь… ну, как бы прозрачны для землян… и вообще для всех живущих. А они — для нас. Мы в разных мирах…
— Да я понимаю… Но Вселенная-то одна!
— Она одна, а измерений… Ну, вот представь двух жучков на черном шаре. Один ходит снаружи, другой внутри. Ходят они, ходят, но друг дружку никогда не увидят, никогда не сойдутся. Потому что у них — разные плоскости…
— Но тот, который внутри… он ведь как-то попал туда! Должна же быть в шаре дырка!
— В шаре-то, может, и есть. А для нас… обратной дороги нет.
Я сжал зубы.
— Ладно… А где же те, кто приходит в это измерение с планет? Почему здесь никого, кроме нас?
— Наверно, рассеяны в Бесконечности… Нам еще повезло, что вместе. Могло закинуть куда-нибудь поодиночке…
— Это что же? Причуды Бесцветных Волн?
— Не знаю, Вов… Может, какая-то ошибка.
Тогда я сказал про последнюю несбывшуюся надежду:
— Даже Планеты Кусачих Собак нет. Я весь тот пятый угловой конус обшарил. Думал… может, не все собаки там такие уж злые… Хоть бы погладить одну. Или щенка найти для Аленки. Щенки-то всегда добрые…
— Я тоже искал, — признался Голован. — Нету ее нигде. Наврал Рыкко, скотина.
А «великий и непобедимый носитель Мирового Зла» дрыхнул, задрав лапы, на магнитной кровати. Довольный такой…
Я пожалел, что не умею делать из пространства линзы. А то (я быстренько прикинул координаты Рыкко) сейчас бы собрал весь звездный свет и прижег паразиту… даже не лапу, а что-нибудь почувствительней.
Ладно, линзы нет, но можно и по-другому!
Я придумал гигантскую катапульту, вложил в нее глиняный шар, начиненный механическими осами со стальными жалами-булавками… Едва ли у Рыкко над кроватью сплошной защитный полог: мы давно всерьез не воевали, и злодей не ждал нападения.
Голован смотрел с интересом. Хорошо, что нет рядом Кирилки, некому упрекнуть меня в вероломстве.
Я велел катапульте закрутить свою пружину из синтетических жил и сказал:
— Пуск!
— А-а-а! Бандиты! Сопляки паршивые! Что я вам сделал, негодяи?!
Слышно было, как Рыкко лупит по спине и пузу лапами и хвостом. Лупи, лупи, всех моих ос быстро не перебьешь!..
Наконец он их все же перебил. И снова:
— За что?! Шпана!.. Я же вас не трогал, спал себе спокойно! Живодеры!
— Если мы живодеры, то ты… драная живность! — громко ответил я.
— Это тебе за вранье! — сообщил Голован.
— За какое вранье?! Я самое честное «существо-вещество-естество» во Вселенной! Не то что вы!
— А кто пустил дезинформацию про собачью планету! Мы, как дураки, шарили там — и ни шиша! Ни одной самой паршивой собачонки! — проорал в пространство Голован.
— Сам ты дефи… дезин… дезинтерия вонючая, вот кто! Надо уметь искать! Думаете, прыгнули на сто парсеков и нашли, что хотели? Обрадовались на готовенькое!.. Такую планету надо открыть, бестолочи!
— Как это? — спросил я. Небрежно спросил, чтобы Рыкко не почуял моего интереса.
— «Как это», «как это»! Раскакались на все пространства… Вот если бы Колумб смаху перепрыгнул океан, как лужу, нашел бы он там Америку? Хрен с редькой и коровьи кучи он бы нашел! А он плыл! На кораблях! Он страдал! Потому что открытия бывают лишь в конце трудных путешествий, а не… — Мы услышали, как Рыкко захлопнул пасть. Видно, понял, что сболтнул лишнее.
Откуда-то спланировал Минька, втиснулся между мной и Голованом.
— Не спится. Рыкко разорался чего-то, да и вы тоже…
Я повозился, чтобы Миньке стало посвободнее.
— А-а-а! О-о-о! — Это каким-то образом оказалась подо мной механическая пчела, из тех, что не попали в шар. — Ой-ой-ой! — Так я вопил, пока не догадался сделать укушенное место бесчувственным.
Рыкко в своих пространствах сказал назидательно и высокопарно:
— Всякое коварство чревато возмездием.
И я подумал: будь здесь Кирилка, он бы, наверно, согласился.
Но был Минька. И он вполне одобрил мои действия, когда узнал, что к чему.
И признался со вздохом:
— А я тоже искал ту планету…
— Все, наверно, искали, — сказал Голован.
— Кроме Веранды, — заметил я.
Минька вступился за нее:
— Может, и Веранда искала…
А Голован задумчиво покачал ногами.
— Интересно, откуда эта рептилия знает про Колумба? И… про все остальное.
— Наверно, он подгладывает наши сны, — догадался Минька.
— Я недавно видел во сне телесериал про Колумба. Только не весь, а отрывки. Будто я там, на корабле… — И смутился: опять вырвалось про земное. Но мы не упрекнули Миньку.
— Ну ладно, сон про сериал, это понятно, — согласился Голован. — А кто же видит сны про коровьи лепешки?
Я сказал с досадой:
— Дались тебе лепешки! Он же сказал про путешествие. Это же…
