Кто мог подумать, что в тот же вечер, не дождавшись окончания торжества, Рув Остриг, великодушно отказавшийся взять себе в провожатые кого-нибудь из этой счастливой семьи, отправится на 13-ю улицу, где, как известно, помещается БИП Бизнесонии, и в мельчайших подробностях изложит содержание разговора, свидетелем которого он оказался.
Единственное, во что Рув Остриг не мог посвятить своих хозяев, — это конструкция прибора улавливания мыслей. Но не он в этом повинен. Нетерпеливый Харви прервал объяснения ученого как раз в тот момент, когда он дошел до главного.
Спустя два дня Терри возвращался после свидания с возлюбленной и улыбался полнощекой луне, чистой, омытой недавно пробежавшими облаками. Ночь была прохладная, можно сказать, даже морозная. Движение на улицах прекратилось, пыль и бензиновая гарь успели улечься, и было приятно полной грудью вдыхать легкий морозный воздух.
Нельзя сказать, что Терри одержал полную и окончательную победу. Старик Харви ничего определенного еще не сказал. Но стало ясным, что он больше не считает Терри Брусса голодранцем. А это уже кое-что значило. Терри надеялся, что теперь он с помощью Юниты сумеет уломать старика.
Понятно, что юноша был в приподнятом настроении и не чувствовал под собой грешной земли. Он витал в сладостных мечтах о тех, уже не далеких днях, когда сможет назвать очаровательную Юниту своей женой и не разлучаться с ней никогда, всю жизнь.
Чей-то глубокий вздох, скорее даже приглушенный крик боли, вернул размечтавшегося юношу к земным делам. У двери дома, мимо которого он проходил, прислонившись к стене, стояла молодая женщина. Терри поддержал ее.
— Что с вами? — спросил он.
— Помогите! — едва слышно вымолвила женщина… — Плохо…
Терри оглянулся вокруг. Улица была пустынной, не было ни пешеходов, ни такси. Что же делать?
— Извините, — прошептала между тем женщина.
— Ничего, ничего, не волнуйтесь. Надо бы вызвать врача. Ноя боюсь вас оставить.
— Спасибо, — поблагодарила его женщина. — Я здесь живу, вот ключ от двери, не поможете ли вы мне войти в дом?
Терри открыл дверь и, поддерживая женщину за талию, ввел ее в дом. К счастью, в прихожей горел свет. Терри помог женщине снять пальто, он мельком заметил, что она очень стройна и хороша собой. Бледность придавала еще большее очарование и какую-то особую красоту ее лицу, на котором пламенели большие черные глаза.
— Спасибо, — снова сказала женщина. — Извините, что я вас задержала.
— Ну что вы? У вас есть телефон?
— Есть.
Терри, все также поддерживая женщину, вошел с ней в большую, со вкусом обставленную комнату. В ней было уютно, все подобрано в тон; единственное, в чем можно было упрекнуть хозяйку — это неумеренное освещение. Лампы были расположены почему-то в разных концах комнаты и светили, точно прожектора.
Терри подвел женщину к тахте и помог ей лечь, подмостив под голову подушечки.
— Расстегните, пожалуйста, кофточку, — все тем же тихим голосом тяжелобольной произнесла женщина. — Я задыхаюсь.
Неловкими движениями Терри расстегнул верхние пуговки и увидел обнаженную грудь.
Он отвел смущенный взгляд и принялся искать телефон, чтобы позвонить врачу, но женщина сказала:
— Не надо ничего, мне уже лучше. — Она взяла руку Терри и приложила к груди. — Чувствуете? Сердце уже бьется ровнее.
Терри чувствовал не столько биение ее сердца, сколько стук своего собственного. Он ответил, стараясь говорить спокойно:
— Да, чувствую.
И резко отнял свою руку. Ему показалось, что на губах женщины мелькнула улыбка.
— Со мной это бывает иногда. Подайте, пожалуйста вон тот флакон со столика.
Терри подал синий флакон, этикетки на нем не было.
— Что это? — спросил он.
— Новое лекарство, мне рекомендовал его лечащий врач, я не помню, как оно называется. Отсчитайте, пожалуйста, двадцать капель.
Терри исполнил просьбу.
— Если нетрудно, — попросила женщина, — подайте вон ту бутылку. Это лекарство рекомендуется пить с вином. Оно быстрее оказывает тонизирующее действие.
Терри долил в рюмку вина.
— Надеюсь, вы не откажетесь со мной выпить, — сказала женщина. — Я вам так обязана… Вам, конечно, можно без капель. Но если хотите… Для здорового человека они безвредны, но придают вину особый вкус. Попробуйте.
Терри, не желая огорчать больную, отсчитал и в свою рюмку двадцать капель, густых и черных, как смола.
— За знакомство! — предложила женщина.
— За знакомство! — механически повторил Терри.
Вино было очень крепким, и то ли само по себе, то ли от добавленного лекарства действительно обладало каким-то очень приятным вкусом.
— Минут через десять — пятнадцать я приду окончательно в себя, — сказала женщина, передавая Терри пустую рюмку. — Вы не откажетесь побыть это время со мной? Я боюсь оставаться одна.
Терри придвинул кресло к тахте, уселся в него и заговорил о футболе. Он продолжал чувствовать себя стесненно или, вернее сказать, так, как чувствует себя человек, оглушенный неожиданно громким звуком или ослепленный резким светом.
Спустя минут десять женщина сказала бодро:
— Ну, теперь мне уже совсем хорошо. — Она встала и от резкого движения юбка приподнялась, обнажив ее колени. Она быстро одернула ее.
— Я вам не сказала: меня зовут Марин Беллоу. А вас, если не секрет?
— Терри Брусс.
— Красивое имя! — она встала с тахты и, подойдя к столу, налила две рюмки: — Ваше здоровье, Терри Брусс!
Они выпили. Словно что-то жгучее разлилось по телу Терри. Он почувствовал тяжесть в ногах и удивительную легкость в голове. Ему хотелось думать и говорить только о хорошем, и все в мире стало казаться ему сказочно прекрасным, как и эта странная женщина, с которой его так нежданно свела судьба…
К ужаснейшему состоянию похмелья прибавилось чувство неловкости за то, что произошло ночью. Терри помнил, что женщина поцеловала его. К счастью, он, несмотря на опьянение, нашел в себе силы противостоять соблазну и вовремя уйти.
Но так или иначе, а чувство чего-то нечистоплотного, нехорошего осталось и тяготило его.
В таком удрученном состоянии и застал его утром Пирс. Терри не стал рассказывать ему о том, что произошло ночью, да Пирс и не допытывался. Он уговорил Терри выпить стаканчик джина, уверяя, что это излечит его. Все еще не придя по-настоящему в себя, Терри покорно поплелся за Пирсом, прихватив с собой прибор для улавливания мыслей.
