— Я из Форпоста, — ответила она, закутываясь в плащ.
— Да? Вот мерзкая деревенька! Правильно сделала, что ушла оттуда. Что ж такой девушке делать в таком захолустье?! Да и… разве там встретишь настоящего мужчину, который умеет обращаться с такой…
Он попытался обнять Велену, но Оскер злобно зыркнул на наемника через костер:
— Не трогай ее! Вернон же говорил…
Наемник пожал плечами и пересел.
— Послушай, — Велена устало взглянула на Оскера. — Ваш… начальник… Вернон… он забрал мальчика из Форпоста. Ему был нужен проводник, наверное…
— А, да. Хороший такой мальчишка, шустрый.
— Где он сейчас?
— Вместе с Верноном, конечно. В озерном храме, — Оскер посмотрел на девушку и добавил мягко: — С ним все хорошо.
— Так все замечательно, даже подозрительно, — проворчал Кронт.
— Что подозрительно? — Оскер говорил спокойно, но руку положил на рукоять меча.
— Э, ничего… Может, лучше выпьем? Вижу, вы захватили кой-чего у Хэнка?
Оскер медленно убрал руку, улыбнулся:
— Ну, пожалуй, повод у нас есть.
Фляжку с самогоном пустили по кругу, скоро у всех разгорелись глаза, кто-то даже попытался затянуть песню. Оскер не спускал глаз с Кронта, но тот веселился, ничем не выдавая недоверия или подозрительности.
— Оскер, Оскер, — Кронт подошел к нему, несколько нетвердо держась на ногах. — Бдительный какой… Все следишь, чтоб мы не убежали? А куда?
Оскер промолчал.
— Да, некуда нам деться… Как бедняге Рори — это только кажется, что выход есть, на самом деле нет его…
— Ты видел Рори? — заржал один из наемников. — И как он там, песик наш?..
— Он… он умер… А с каких это пор он ваш песик?
— С тех самых, как Вернон его на цепь посадил!
— Так это Вернон! Я так и знал…
Оскер поспешно вмешался в разговор:
— Рори сам виноват. У своих красть… Ему еще повезло, что просто цепью приковали. Бывало, таких задницей на тупой кол сажали и ждали, пока сам себя вспорет, ерзая…
— Да ладно тебе… что там мог украсть несчастный старик?
— Старик? Да этот ублюдок только на пару лет меня старше!
— Ну, когда я его видел, он выглядел, как древний старец… как дерьмовый старикашка под сотню лет…
— В этой проклятой долине всякое бывает. Может, и время тут идет по-другому…
— Я, вроде, не замечал, что старею. Не хотелось бы мне… Терпеть не могу старикашек. Моя мать работала в приюте для этих проклятых стариков… Платили жалкие гроши, а работы было много — поэтому она брала меня с собой. Они там гнили заживо. Да… А по выходным мы ходили к старой графине, в шикарный дом на проспекте. Это было еще хуже. Громадные комнаты, пропахшие смертью до последней пылинки. Куча кошек, которые бродили, где им вздумается и жрали паштет с фарфоровых блюдцев. Графиня, надо сказать, была довольно милая… Она все время курила, и я разжигал ей трубку. Я ей нравился… Она говорила со мной о дальних странах, об искусстве, о поэзии. А потом делала под себя и не могла это убрать…
— Да-а, — протянул Оскер. — Ладно, давайте спать, завтра вставать рано — впереди опасный кусок пути. Мы называем его скотопрогон. Побыстрее бы проскочить…
Они выехали ранним утром, когда еще было темно. Тракт петлял между холмами, ветер колыхал черные стебли жухлой травы. Оскер остановился на миг, послюнил палец, удовлетворенно кивнул:
— С севера дует. Скоро похолодает.
Ральф подумал о снеге, белом, пушистом. «Да, не хватает его здешним равнинам — кругом серо, пусто, не за что глазу зацепиться…» На черную гриву его скакуна упало что-то светлое, запуталось в жестких волосах. Ральф вздрогнул: «снег»! Но, приглядевшись, он увидел, что это белый лепесток цветка — длинный и узкий.
— Стоять! — крикнул Оскер. — Вот и добрались. Всем спешиться и идти за мной!
След в след! Не останавливаться, по сторонам не глазеть!
— А что, собственно… — начал Ральф, но предводитель наемников лишь отмахнулся.
Все взяли коней под узцы и гуськом пошли по тракту. За поворотом открылся длинный кусок прямого пути, стрелой пролегавший через поля.
— Скотопрогон, — ухмыльнулся Кронт.
Оскер кивнул:
— Да, на вид. Но гнать по нему нельзя. Пытался один из наших… когда тут первый раз шли, еще с Верноном. Вон он лежит.
Посредине тракта виднелся холмик — скелеты наемника и лошади, кое-как прикрытые драным плащом.
— Ну что, вперед?
Оскер повел своего коня по тракту, остальные пошли следом.
На обочинах росли невысокие, ощетинившиеся короткими колючками, кусты — листья с них давно облетели, но на ветках еще росли снежно-белые звездчатые цветки. Ветер поземкой гнал лепестки, швырял под ноги.
Ральф осторожно обогнул труп незадачливого наемника и снова зашагал по центру тракта, как и остальные. Его вороной изредка испуганно всхрапывал, косился большим карим глазом — приходилось успокаивать. Одолев четверть скотопрогона, конь остановился, мелко дрожа всем телом.
— Ну что, что такое? — ласково прошептал Ральф. — Уже недалеко…
Он проследил за взглядом коня и вздрогнул: впереди кружился черный вихрь. Скоро он распался, и на землю упали трупики насекомых. Осы, шершни, серые ночные бабочки — ветер нес их по дороге, оставляя на неровностях почвы шерстинки, клочки зеркальных крылышек и осыпавшуюся пыльцу.
— Иди, не останавливайся, — хмуро сказал наемник сзади. — Не смотри.
Вороной осторожно ступал по тракту, нюхая воздух. Мертвые осы хрустели под его копытами. Ральф вперился взглядом в землю, на которой отпечатались следы копыт и сапогов. Хотелось поднять голову и осмотреться, но он знал, что нельзя.
Втоптанные в грязь белые лепестки, раздавленные бабочки. «Ничего, ничего, скоро выйдем», — успокаивал сам себя Ральф. Краем глаза он видел серые стены ущелья и острые скалы, но тут же одергивал себя: «не может быть, поля кругом, это только воображение…» В конце концов, стало совсем невмоготу — и он решил взглянуть, далеко ли еще идти.
Скотопрогон был длиннее, чем казалось на первый взгляд: они не прошли и половины.
Ральф выдохнул. Он почувствовал себя немного лучше, по крайней мере, сразу выяснилось, что никаких скал и в помине нет. Одни темные поля. Полоски кустарника вдоль дороги. Невысокие пологие холмы — на самом ближнем руины.
Ральф смотрел на выпирающие из травы камни, и пахнущий горечью ветер ерошил ему волосы. Белое, затянутое осенними облаками небо было особенно высоким. Ральф дышал полынью, запах которой становился сильнее с каждым вдохом. Курган казался все более близким, серые, грубо обтесанные камни молчаливо звали. Ральф видел каждую трещинку, каждую травинку. Он видел темный вход, охраняемый двумя столбами, сверху донизу испещренными знаками мертвого языка. Воздух загустел — еще чуть-чуть, и его можно будет пить. Ральф глубоко вдохнул, пропуская горький ветер между зубами.
