— Скучаешь, красотка?
Ну вот, начинается.
Я медленно подняла глаза. Нахальная плосконосая и губастая физиономия на короткой коричневой шее, съезжающей в необъятные бугры плеч. Чем-то он напоминал моего спортсмена, хотя явно принадлежал к другой расе. От него надо было избавиться мгновенно, резко, раз и навсегда.
Я безразлично бросила:
— ет.
И отвернулась.
Черт возьми, это была не та ночь и не тот город.Холод и безразличие моего голоса растаяли по дороге, остался только отказ, оскорбительный для настоящего мужчины, каковым это существо, без сомнения, себя считало. Мои плечи вдруг оказались в плотном кольце горячих тяжелых рук, я безуспешно попыталась его сбросить, потом отчаянно попробовала встать — удерживая меня, он локтем опрокинул со стола пепельницу Подошедшая с мороженым официантка подняла ее, поставила на столик рядом с заказом и совершенно бесстрастно удалилась.
Между тем прямо мне в ухо пополз перемешанный с перегаром обжигающий шепот:
— Такая красотка не должна скучать одна.Или ты кого-то ждешь? Так он козел, нельзя заставлять ждать такую красотку. Идем лучше с Пако, Пако знает, что нужно такой красотке, как ты…
Я резко развела руки, угодив локтем ему под ребро, вскочила и крикнула погромче, стараясь прорваться сквозь общий гул и музыку:
— Если вы сейчас же не оставите меня в покое, я вызову полицию!
Поток людей все так же проплывал мимо, разве что некоторые головы на секунду поворачивались в мою сторону и проскальзывали по мне взглядом, не переставая болтать и улыбаться. Пако — он оказался не таким уж высоким, зато почти квадратным — почесал ушибленное место и, сузив черные глаза, медленно направился ко мне. Я отступила за столик — опрокинуть прямо на него, а потом нырнуть в толпу — и все-таки с растерянной мольбой оглянулась по сторонам.
И тут раздался хриплый низкий — даже не сразу разобрать, женский или мужской, — голос:
— Пако!
Мулат скривил губы и обернулся через плечо.
— Чего тебе?
— Ты идешь или нет? Если нет, мы ждать не будем, правда, маленький?
Было самое время использовать этот диалог для почетного бегства, и я совсем было поступила именно так, но в последний момент по инерции чисто женского любопытства оглянулась на хриплый голос.
Женщина была рыжая, коротко стриженная, одетая в короткую ярко-красную кофточку и прозрачный саронг вокруг бедер. Шоколадная, молодая, красивая и смеющаяся — как и все на этой призрачно освещенной разноцветными огнями набережной. Женщина опиралась на руку еще более молодого мальчика, высокого, синеглазого.
И вот его-то я сразу узнала. Хоть он был и без бейсболки.
— Если старик сказал — значит, так оно и будет, и за это надо выпить!
— Перестань! Если маленький будет нарушать режим, его погонят точно так же, как тебя. Никогда не слушай его, слышишь, маленький, он без клепки в голове.
— Это я без клепки?! Да если б я… если б не я… Красотка, скажи ей!
Я сидела между Лайзой и Эдом, для чего при посадке за столик пришлось совершить виртуозную фигуру высшего пилотажа. Пако остался страшно недоволен, теперь ему оставалось только нежно наступать мне на ноги под столом своими огромными лапищами. Но я его уже не боялась. Лайза строила этого квадратного мулата, как недоразвитого мальчишку, и, в сущности, была права. Я сразу же начала ей подыгрывать, и вдвоем мы совершенно его деморализовали еще до того, как нам принесли аперитив. Несмотря на мужскую солидарность в виде восхищенных глаз Эда.
— Сеньор Пако, — серьезно сказал он, — я вам очень благодарен, честно. Если бы не вы, я бы никогда не познакомился с сеньором Санчесом Но вы уверены, что?..
Коричневая рука Пако с размаху хлопнула его по плечу.
— Если старик сказал — железно! Да не будь я. За это надо выпить, и где, черт побери, мои креветки?!
Мы сидели вчетвером на веранде ночного бара под названием не то «Бенито», не то «Бонита», с видом на море, перечерченное лунной дорожкой, с жареными, в общем-то аппетитными запахами и грустной латиноамериканской музыкой, наполовину заглушаемой хором сверчков и цикад. Странноватая, но, наверное, вполне типичная для этого города компания: Пако — вышедший в тираж бейсболист и прожигатель жизни, Лайза — судя по всему, женщина легкого поведения, вовсе не такая молодая, как мне показалось на набережной, я — юная авантюристка в игуановом платье и тот, ради кого я, собственно, и пристала к этой живописной группе — Эд, наивный мальчик максимум семнадцати-восемнадцати лет, спортивный и по-северному белокожий. Он был на лестничной площадке, и он появился там — теперь я вспомнила — из той самой квартиры с нацарапанным на дверях пасификом, куда затем так ринулась Ольга. А здесь, в тропическом городе Сайта-Моника-Бич, он не мог оказаться иначе, как с помощью машины профессора Странтона.
С Эдом надо было поговорить наедине, но это не входило в планы ни Пако, ни Лайзы. Моя нога под столом снова подверглась нападению, и на этот раз щиколотку явственно царапнул каблучок. Лайза ошиблась ногой, но раскрывать ей на это глаза я не собиралась
— Ма-а-аленький, — томно протянула она, почесывая набойкой мои икры. Пако на другом конце столика злорадно ухмыльнулся.
— Оставь его в покое, подруга. Чемпионам не положено, режим, понимаешь! У старика с этим железно, сам-то он небось давно не по этим делам, а парням отдуваться. Не, нормально? Один раз прошелся с красоткой по набережной, и.
Лайза расхохоталась:
— Про один раз своей бабушке расскажешь. Хочу мартини! Маленький, а ты его не слушай, он у нас пожизненный неудачник, а ты перспекти-и-ивный…
Я задвинула ноги поглубже под стул. Эд барабанил пальцами по столу, он чуть было не опрокинул высокий бокал с коктейлем и вообще выглядел неправдоподобно нервным и измотанным для такого юного спортивного мальчика. Его лицо заметно, даже под слегка обгоревшей, облупленной на щеках и носу кожей, пошло красными пятнами. В какой-то момент мне даже показалось, что он сейчас расплачется. Но Эд отпил большой глоток, вскинул глаза и сказал еще серьезнее, чем раньше:
— Ну и пусть. Наш тренер в колледже тоже говорил, что девчонки только мешают нормально тренироваться. А мне и не надо, я бейсбол люблю, и если сеньор Санчес требует…
Пако громко загоготал, шутовски указывая пальцем на Лайзу, и снова с размаху похлопал Эда по плечу:
— Молодец, парень! Только это ты сейчас так говоришь, а потом помянешь мое слово, да, подруга?
— Кретин, — бросила Лайза и отвернулась. Мне вдруг стало ее жалко. Стареющая, явно давно разочарованная в жизни женщина. В ее слегка комичных поползновениях в сторону Эда было что-то трогательное, почти материнское — а этот пацаненок вел себя так, словно она приставила к его горлу кинжал. А впрочем, меня интересовало нечто иное, нежели их взаимоотношения. Лайза демонстративно смотрела в сторону и, воспользовавшись этим, я наклонилась поближе к Эду. Конечно, поговорить с ним откровенно здесь и сейчас не представлялось возможным, но надо было хоть как-то идти на контакт.
