— Кора-абля… — отрешенно протянул Даманхур и неожиданно вскинулся: — Ты с ума сошел! Представляешь, что начнется, когда разнесется слух: "Шад, спасаясь бегством от немытых степняков, покинул Мельсину!" Да и куда бежать? В Мономатану? Шо-Ситайн? На острова к бородатым сегванам-торговцам? Ух, как нас там ждут! Небось уже дворец выстроили! Ты обезумел, Энарек.
— Если солнцеликий позволит, — без всякого выражения продолжил глава Государственного совета, — я все же посоветую снарядить несколько парусных саэт и следующей ночью тайно переправить на них часть казны в крепость светлей. шего Абу-Бахра, Твой личный корабль пускай тоже стоит наготове. Разумеется, в Шо-Ситайн мы не поплывем. А вот в Д ангару… даже если случится самое страшное, Дангарский полуостров можно оборонять бесконечно. В конце концов степняки выдохнутся и уйдут.
— И что?! — взорвался шад. — Куда мы вернемся? На руины? К выжженным полям и вытоптанным виноградникам? Увидим на обломках Мельсины обглоданные кости и кучки дерьма, оставленные мергейтами?
— О солнцеликий, — нахмурился дейвани, — усмири тигра своего гнева. Позволю себе напомнить, что в оружейной собраны десятитысячники и находящиеся в столице командиры корпусов, которые ожидают светлейшего шада. Еще ничего не потеряно.
— Потерян Кух-Бенан, — вздохнул Даманхур и исподлобья посмотрел на Энарека. — Хорошо, идем. Я, вероятно, неверно оценил слова гонца. Случается, и шад может ошибиться, верно?
— Решения владыки либо мудры, либо от Атта-Хаджа, — нейтрально отозвался дейвани, прекрасно понимая, что вовсе не следует раздражать Даманхура именно сейчас. — Как решит повелитель — не следует ли заодно пригласить посланников полуночных государств? Согласно известным мирным договорам. Нар дар и Нарлак обязались поддерживать нас в случае угрозы…
— Знаю, — отмахнулся шад. — Созывай послов. Боюсь, туча висит не только над Саккаремом. Кстати, Энарек… Ты, как я полагаю, в близкой дружбе с посланником Аррантиады, центурионом Гермедом? Побеседуй с ним и разузнай, открыты ли порты его островного государства…
Дейвани понял намек. Просвещенные арранты в гордыне своей если и уважали какую страну, то лишь Саккарем, почитая остальные государства Восходного материка лишь союзами варварских племен. Если случится непоправимое и шаду с приближенными да казной придется покинуть страну, в блистательном Арре, городе у подножия Горы Богов, всегда можно будет найти убежище — временное или постоянное.
— Иди, — повел ладонью Даманхур. — Через два оборота клепсидры я приду в оружейную. Только, во имя Атта-Хаджа и Светлой Богини, проследи, чтобы гонец не сболтнул лишнего и по дворцу не распространялись слухи.
Помещение, запросто именовавшееся придворными оружейной комнатой, на комнату походило менее всего. Гигантский зал, выложенный серым мрамором и восхитительными зелеными изразцами, можно было спокойно пересекать на лошади квадратное пространство под прозрачным, глядящим в синие небеса куполом имело в поперечнике около двух сотен шагов. Недобрые языки поговаривали, что даже тронный зал дворца по сравнению с оружейной выглядит отделанным золотом курятником.
Высокие стены затягивали ковры скромных серовато-синих или зеленых расцветок, но их непритязательность лишь подчеркивала красоту и совершенство бережно сохраняемых здесь сокровищ. Ибо сказано в Книге Провозвестника Эль-Харфа: "Драгоценнее всего для человека — небо. На смертной земле драгоценны лишь три вещи: женщина, которая родит тебе сына; дом, где поселится эта женщина; и оружие, коим ты защитить и свой дом, и свою семью".
Поколения шадов приняли участие в создании самой богатой коллекции холодного оружия, известной в мире. Даже арранты, оказавшись в оружейной комнате мельсинского дворца, изумлялись. Заботливо развешанные на мягких коврах, посвечивали голубоватым металлом клинки, сохранившиеся с Золотого Века; на отдельных стойках возлежали грубо выкованные изделия Темных Лет, когда смерч от падения Небесной горы на долгие десятилетия закрыл солнце; под стеклянными колпаками на бархатных подушках красовались творения оружейников-колдунов, способные защитить владельца от злых дэвов, воскресших мертвецов или чудовищ, порожденных Мрачными Годами и до сих пор изредка встречающихся в горах.
У восход ной стены, то есть на самом почетном месте, посетитель оружейной узрел бы клинки, некогда принадлежавшие Великим — первому шаду Саккарема и знаменитым полководцам, меч великого героя Полуночи Сиккурда-сегвана, победившего много столетий назад огромного огнедышащего дракона, оружие непобедимых воинов-ла-вагетов Аррантиады, которые, если верить легендам, выходили на битву не только со смертными, но и с богами.
На отдельной малахитовой стойке, покрытой таким же зеленым шелком, в отделанных бархатом ложах покоились вовсе странные мечи да сабли. Всего четыре штуки. Светлые мардибы, жрецы Атта-Хаджа, некогда по повелению отца шада Даманхура осмотрели клинки и только развели руками. Предстоятель храма Богини, Простершей Руку над Морем, шепотом сказал тогда: "О шад, это творения богов…" Бирдженд немедленно проверил записи, ведущиеся специальным чиновником, надзирающим за оружейной, и выяснил, что все четыре клинка попали в сокровищницу не столь уж давно, при его отце, исправно пополнявшем коллекцию и не жалевшем денег на ее расширение.
Непонятно было другое. Ни одна из записей не говорила о том, кто и по какой цене продал старому шаду загадочные клинки, какая страна породила мастера, создавшего эти чудеса оружейного искусства, и кто входил в число их прежних владельцев.
На первый взгляд изогнутый змеей и напоминающий саккаремскую альфангу меч произвели умельцы Мельсины… если бы не невиданный полупрозрачный металл лезвия.
Два других клинка, скорее всего, породила Аррантиада. Они отличались необычностью форм и столь же загадочным материалом, очень похожим на бронзу, но никак ею не являвшимся.
Четвертый явно выковали далеко на полуночи, в землях воинственных сегванов или лесовиков-веннов, о которых ходило великое множество удивительных сказок. Длинный клинок прямого меча покрывал узор в виде буро-серебряных линий, изящно свитых и многократно повторяющихся. Смотрители оружейной комнаты (что прежний, что его сын, нынче служащий Даманхуру) потчевали легковерных придворных сказками о том, будто по ночам четыре клинка разговаривают между собой. Разумеется, им никто не верил, но о словах мардиба из храма Богини помнили все.
Шад Даманхур, что было необычно, пришел в оружейную комнату один, без свиты. И одет был скромно — изумрудно-зеленый халат с белым поясом, такого же цвета тюрбан и несколько драгоценностей из бирюзы да яшмы в серебре. Если бы не осанка и особый взгляд, присущий лишь великим государям, Даманхура можно было бы принять за небогатого придворного, славного только своим именем и знаменитыми предками. Вслед за шадом размашисто шагал всесильный и мудрый дейвани Энарек, вовсе напоминавший купца на отдыхе — слегка помятый темно-желтый халат, маленькая шапочка на голове, украшенная единственным топазом, забранным в неприметную позолоченную оправу.
