Глава 30
— Теперь я понимаю, почему синьор Соргоно говорит, что твое общество способствует росту квалификации охранника, — сказал мне Филиппо, когда мы шли к морю.
Где это он таких слов набрался? Наверное, точная цитата. Может, ребятам обещана прибавка к жалованью, если они меня не упустят? Тогда понятно, почему они такие церберы.
— Ты это к чему?
— В следующий раз ты от меня не ускользнешь ни в какие джунгли.
— А мне не надо, я обещал одному парню, что больше туда ночью не полезу.
— А днем полезешь? — подловил меня Филиппо.
— Не знаю, пока не требуется, но не ходить туда днем я никому не обещал.
— Понятно, значит, ночью тебя можно не караулить.
— Я этого не говорил, но твой вывод мне нравится.
— Чего? — Филиппо не понял подвоха.
— Логично рассуждаешь, говорю.
— А-а, ладно, пошли плавать.
И опять это бесконечное кружение — когда оно кончится? Хотя до моих прежних восьмидесяти отжиманий мне еще ох как далеко. Будем надеяться, проф знает, что делает.
Следующие несколько дней не случалось ничего интереснее поворота оверкиль, так что парусный спорт мне быстро надоел. Вот если бы у нас были какие-нибудь соперники…
Больше слабонервных тут не осталось, так что можно немного повеселиться. Я проделал в простыне дырки для глаз и раскрасил ее светящейся краской. Ночью, запихнув ее за пазуху, я опять перебрался на бывший балкон Ланчано. За углом я нацепил на себя маскарадный костюм, и, не скрываясь, медленно и печально побрел обратно. Около моей балконной двери призрака ждал Филиппо с бластером в руках: бросился защищать меня от потусторонней опасности. Поняв, что это всего лишь я сам, он схватил меня под мышку, притащил в спальню к профу и сказал все, что он обо мне думает и что, на его взгляд, надо со мной сделать. Жуть, прямо как дохлый Васто. Раньше он на меня не жаловался. Бросив меня на пол, он через балконную дверь удалился на свой пост. Бедный плющ! Хорошо хоть Марио по нему еще ни разу не лазал. Я сел, выпутался из простыни и посмотрел на профа.
— А если бы Филиппо выстрелил? — печально спросил он.
— Тогда я бы превратился в настоящее привидение.
— Вот именно!
Я только вздохнул.
— Катись спать, кентервильский призрак!
Я выкатился. Так выпорет он меня или нет? Отсутствие ответа на этот животрепещущий вопрос не помешало мне сладко спать остаток ночи. Весь день проф делал вид, что ничего не случилось. Он меня замучил! Ну сколько можно?! Проще перетерпеть, чем ждать. Вечером, укладываясь спать, я понял, что он меня поймал. Точнее, я сам себя поймал. Если бы проф собирался меня наказать, сразу бы предупредил. А я целый день подрагивал.
Мне пришло длинное ответное письмо от Ларисы. Ругала она меня за мои авантюры на чем свет стоит. Могла бы дотянуться — еще бы и побила. Хуже профа, честное слово. Нет чтобы поздравить с удачной охотой! Жаль, что трофей захватить не удалось. Какое было бы зрелище: у меня на стенке висит полуметровая голова горыныча. Раньше надо было об этом позаботиться. Признался бы сразу — можно было бы в тот же день сходить за головой.
Проснувшись на следующее утро, я обнаружил рядом со своей постелью большой ящик, а на нем длинный и узкий футляр из какого-то неизвестного мне дерева. Под футляром лежала открытка «С днем рождения, Энрик!». Я и забыл. Дни рождения отмечаются по общегалактическому календарю, а Этна живет по своему. Мои прежние дни рождения никто никогда не замечал и не отмечал, даже я сам. Кстати, когда день рождения у профа, я тоже не знаю.
В футляре лежал длинный, слегка изогнутый клинок, и записка: «Это катана. Доберешься до истории Японских островов — узнаешь подробности».
Прямо сейчас и доберусь, я уже все 800 терабайт перегнал на компакт-диски и сделал оглавление. И многие Диски у меня с собой.
Рукоять длинная — наверняка катану надо держать двумя руками, как боккэн.[41] Похоже, что боккэн — тренировочная катана, просто об этом никто не помнит. Холодным оружием уже поди лет тысячу на войне не пользуются. Я осторожно обнажил клинок. Брошенный на лезвие носовой платок упал на пол двумя половинками. Серьезная вещь. Надо с ней поосторожнее. Рисунок на гарде — воин с обнаженным мечом. Интересная стойка. Значит, одной рукой катану тоже держали. Я полюбовался переливами света и волнообразным рисунком на клинке и с сожалением убрал его обратно в ножны. Теперь надо научиться им пользоваться.
В ящике лежала залитая в прозрачный пластик голова горыныча. Вот это да! Только вчера жалел об этом трофее. Поднять я его, правда, не смог. Но все равно здорово — будет стоять у меня на полке. При свете дня горыныч оказался красивым ярким созданием. Темнозеленая чешуя верхней части головы переходила в более светлые щеки. Ноздри были обведены оранжевой каймой. Из зубов можно наделать десантные ножи, а раскрытые фасеточные глаза сияли на солнце всеми цветами радуги.
На празднование моего дня рождения я пригласил всех, кто обитает на вилле. Только некоторые охранники были вынуждены стоять на посту, и их товарищи подменяли их ненадолго, чтобы те могли выпить по стаканчику (сока, разумеется, они же на работе) за мое здоровье и долголетие. Первое мне понадобится, а второе не грозит.
Филиппо произнес речь о том, что я всегда был маленьким дьяволом (счастливые местные кадры этого не знают), далее шли описания взрывов, прыжков с деревьев прямо на плечи охранника, опытов над сигнализацией, белых цветов на клумбе, неожиданно за ночь посиневших, и так далее и тому подобное. А теперь, когда мне исполнилась чертова дюжина лет, он всерьез подумывает подать рапорт с просьбой о переводе его куда-нибудь в джунгли истреблять горынычей, потому что это не так опасно, как иметь дело со мной, а он как раз собрался жениться. Его тоже все поздравили, так что можно считать, что его помолвка с Марией состоялась тут же.
Один из местных охранников предложил Филиппо поменяться местами тут же. Энрик, по его разумению, гораздо интереснее и умнее горынычей. Это что, комплимент? Остальные сразу же поддержали такую прекрасную идею, грозясь скормить Филиппо этим самым глупым горынычам за то, что он увел самую красивую девушку.
Я же в своей ответной речи обещал ему страшную месть за сравнение меня с таким миролюбивым созданием, как дьявол. Как бы он и впрямь не перевелся куда-нибудь в джунгли.
«Буси-до — Путь воина — означает смерть. Когда для выбора имеется два пути, выбирай тот, который ведет к смерти. Не рассуждай! Направь мысль на путь, который ты предпочел, и иди!…» («Сокрытое в листве»[42]). Как, интересно, такие традиции могли существовать веками? Почему они не вымерли? Красота и утонченная культура этого мира завораживали. Немыслимая жестокость и такая же тонкость восприятия. Стихи сочиняются параллельно с отбиванием смертельных ударов. Пейзажная лирика обязана своим существованием многочисленным самоубийцам. Я должен это понять, я хочу это понять.
