– На сегодня – все, джентльмены.
Но не успел подняться с места…
– Смайт! – крикнул Билл.
Я выпрямился, даже не взглянув в его сторону.
– Эй, «мистер Бонфорт»! Самозванец! Я к тебе обращаюсь, Смайт!
Билл был зол и кричал в полный голос.
На сей раз я взглянул на него с изумлением, как и полагалось важному политическому деятелю, которого оскорбили на людях. Билл ткнул в мою сторону пальцем; лицо его цветом напоминало свеклу:
– Ты самозванец! Актеришка! Обманщик!
Представитель лондонской «Таймс», сидевший справа от меня, шепнул:
– Сэр! Может, мне за охраной сбегать?
– Не нужно, – ответил я, – он, похоже, не опасен.
Билл нехорошо заржал:
– Ага, так я, по-твоему, не опасен, да?! С-час поглядим!
– Так я сбегаю все же, сэр, – настаивал «Таймс».
– Сидите, – резко ответил я. – Довольно, Билл. Уйдите лучше по-хорошему.
– Ага, сейчас; разбежался!
И он взахлеб принялся излагать основные детали всей истории. О похищении, равно как и о своем участии в подмене он ни словом не обмолвился, зато ясно дал понять, что увольнение его впрямую связано с нежеланием способствовать нашим махинациям. Подмена, по его словам, вызвана была болезнью Бонфорта, а сама болезнь – скорее всего – нашими происками.
Я слушал терпеливо. Большинство репортеров попервости сидели с видом сторонних наблюдателей семейного скандала, однако вскоре некоторые начали делать заметки в блокнотах, либо вытащили диктофоны.
Когда Билл замолк, я спросил:
– Билл, у вас все?
– А тебе мало?!
– Достаточно. Весьма сожалею, Билл. Это все, джентльмены. Теперь мне пора работать.
– Минуту, господин министр! – попросил кто-то. – Опровержение будет?
– А возбуждение судебного преследования за клевету?
Первый вопрос я решил обсудить позже.
– Нет, никакого преследования. Не хватало на старости лет судиться с больным человеком!
– Кто, я больной! – Билл так и взвыл.
– Успокойтесь, Билл. Что касается опровержения – не понимаю, что мне следует опровергать. Я видел, некоторые из вас делали записи, однако сомневаюсь, что ваши издатели опубликуют такую дичь. А если и найдется такой издатель – от моего опровержения весь этот анекдот станет только еще смешней. Вы, может, слышали о профессоре, потратившем сорок лет жизни на то, чтобы доказать: «Одиссею», вопреки общему мнению написал вовсе не тот самый Гомер, а другой древний грек, оказавшийся просто тезкой великого слепца?
Раздался вежливый смех. Я тоже улыбнулся и пошел к выходу. Билл бегом обогнул стол и ухватил меня за рукав:
– Шуточки шутить?!
Представитель «Таймс» – Экройд, кажется, – его оттащил.
– Спасибо, сэр. – Обращаясь к Корпсмену, я добавил:
– Билл, чего ты хочешь добиться? Я, как мог, старался уберечь тебя от ареста!
– Зови охрану, зови, если хочешь, обманщик! И поглядим, кого из нас скорее посадят! А как тебе понравится, если у тебя возьмут отпечатки пальцев?!
Я вздохнул и мысленно подвел черту под своей жизнью.
– Кажется, это уже не шутка. Джентльмены, пора с этим кончать. Пенни, милая, будь добра, пошли кого-нибудь за дактилоскопом.
Я понимал, что утоп. Но – черт возьми! – если даже ты тонешь на «Биркенхеде», стой у штурвала до последнего! Даже негодяи стараются умереть красиво.
Но Билл ждать не желал. Протянув руку, он сцапал стакан с водой, из которого перед этим я пару раз отхлебнул.
– К дьяволу дактилоскоп! Этого хватит.
– Я уже говорил вам, Билл: следите за языком в присутствии дамы! А стакан можете взять на память.
– Верно. Еще как возьму!
– Отлично. Берите и проваливайте. Иначе я в самом деле вызову охрану.
Корпсмен наконец убрался. Остальные хранили молчание.
– Извольте, я представлю отпечатки пальцев любому из вас!
Экройд поспешно ответил:
– Да к чему они нам, господин министр?!
– Как это «к чему»? Вам ведь нужны доказательства!
Я продолжал настаивать – Бонфорт поступил бы точно так же. К тому же – нельзя быть «слегка» беременным или «малость» разоблаченным. И еще я не хотел отдавать своих друзей в лапы Билла – хоть этим-то я еще мог им помочь.
За дактилом посылать не стали. У Пенни нашлась копировальная бумага, у кого-то из репортеров – «долгоиграющий» пластиковый блокнот, так что отпечатки вышли превосходно. Я распрощался и покинул зал.
Стоило нам дойти до приемной, Пенни тут же упала в обморок. Я донес ее до своего кабинета и уложил на диван, а сам сел за стол – и уж тут-то дал своему страху отдушину!
Весь день не могли мы прийти в себя. Пробовали заняться делами, но посетителей Пенни под благовидными предлогами отваживала. Вечером предстояло еще выступать по стерео, я уж всерьез подумывал отменить выступление. Однако в «Последних Новостях» за весь день ни слова не было о той злосчастной пресс-конференции. Я понял: репортеры тщательно проверяют отпечатки; рисковать не хотят – все же премьер-министр, необходимы самые серьезные доказательства. Тогда я решил все же выступить – не зря ж речь писал, да и время уже отведено. И даже с Дэком я не мог посоветоваться – он поехал зачем-то в Тихо-Сити…
Я сделал все, что мог, словно клоун на сцене объятого пламенем театра, старающийся не допустить в зале паники. Едва выключили запись, я спрятал лицо в ладони и разревелся. Пенни гладила меня по плечу, стараясь успокоить. С ней мы за весь день не сказали ни слова об утреннем происшествии.
Родж прибыл ровно в двадцать ноль-ноль по Гринвичу, то есть, сразу после моего выступления. Он тут же прошел ко мне, и я ровным, спокойным голосом выложил ему все. Слушал он меня тоже на удивление спокойно, пожевывая потухшую сигару.
Завершив рассказ, я умоляюще посмотрел на него:
– Родж, я должен был дать им отпечатки, понимаете? Не в характере Бонфорта отступать!
– Да вы не волнуйтесь, – ответил Родж.
– Что-о?!
– Не волнуйтесь, говорю. Ответ из Бюро Идентификации в Гааге принесет вам малюсенький, зато приятный сюрприз! А бывшему нашему другу – просто громадный, однако ужасно неприятный. И если он взял некую часть своих сребреников вперед, боюсь, как бы ему не пришлось вернуть их обратно. По крайней мере, искренне надеюсь, что этот аванс из него вытрясут.
Я не верил собственным ушам.
– Э-э… Родж, но они на этом не успокоятся! Есть куча других способов… «Общественная Безопасность», и прочее…
– Ну, за кого вы нас принимаете?! Шеф, я ведь знал, рано или поздно что-нибудь в этом роде произойдет обязательно. И с той секунды, как Дэк объявил о начале по плану «Марди Гра», началось глобальное заметание следов! Однако я почему-то не сказал об этом Биллу, он занимался чем-то другим…
Клифтон пососал свою потухшую сигару и, вынув изо рта, осмотрел:
