– Ведь это он так хочет, верно?
– Родж, скажи ему, – сурово велел Дэк.
– Мы с Дэком сами так решили, – нехотя признался Клифтон. – Похоже, так будет лучше.
– Значит, мистер Бонфорт этого не одобряет? Вы его спрашивали?
– Нет.
– А почему?
– Шеф, ну нельзя его тревожить из-за каждого пустяка! Ведь он – старый, больной, измученный человек. Я решаюсь беспокоить мистера Бонфорта лишь по серьезнейшим политическим вопросам – а этот вовсе не таков! Тут мы и сами справимся.
– Тогда зачем вам мое мнение?
– Мы хотим, чтобы вы знали, кто, где и почему. Думали, вы поймете и согласитесь с нами…
– Я?! Вы просите от меня решения, словно я – сам мистер Бонфорт! Но я же – не он!
Я нервно забарабанил пальцами по столу – совсем как он:
– Если вопрос такого уровня, вам все же следует спросить его. А если все это неважно – зачем спрашивать меня?
Родж вынул изо рта сигару:
– Ну, хорошо. Я вас ни о чем не спрашивал.
– Нет!
– Э-э… Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду «нет». Вы именно спрашивали, значит, в чем-то сомневаетесь. Так что – если хотите, чтобы я от имени Бонфорта представил этот список в исполнительный комитет, пойдите и спросите его самого!
Некоторое время они молча глядели на меня. Дэк со вздохом сказал:
– Да выкладывай уж все, Родж. Или давай я.
Я ждал. Клифтон вынул изо рта сигару:
– Шеф, у мистера Бонфорта четыре дня назад был удар. Его ни в коем случае нельзя беспокоить.
Я оцепенел. В голове вертелась старая песенка: «Там шпили башен терялись в облаках, дворцы сияли неземною красотою…»
Немного придя в себя, я спросил:
– А с головой у него как?..
– Полный порядок, но он измучен до смерти. Та неделя в плену совсем его подкосила, мы и не ожидали такого. Он двадцать четыре часа пробыл в коме. Сейчас пришел в себя, но полностью парализована левая сторона лица и, частично, – тела.
– А что говорит доктор Чапек?
– Полагает, все должно пройти, стоит тромбу рассосаться. Но и после его придется беречь от нагрузок. Шеф, он действительно серьезно болен. Завершать кампанию придется нам самим.
Я чувствовал, что выжат, как лимон, – то же было со мной, когда умер отец. Правда, я не видел Бонфорта, даже ничего не получал от него, кроме нескольких небрежных поправок в текстах. Однако, все это время я учился у него. И многое делало возможным для меня его присутствие за стеной…
Глубоко вздохнув, я проговорил:
– О'кей, Родж. Постараемся.
– Постараемся, шеф, – он поднялся, – собрание скоро начнется. Как с этим решим?
Он указал кивком на список по «тихим» округам. Я задумался. Может, Бонфорт и впрямь хотел бы утешить Билла, подарив ему право добавлять к фамилии «Достопочтенный»? Просто так – чтобы сделать его счастливым. Бонфорт на такие вещи мелочен не был – не заграждал ртов волам молотящим… В одном эссе о политике он писал: Не то, чтобы у меня был такой уж высокий интеллект. Весь мой талант в том, что я нахожу способных людей и не мешаю им работать.
– Родж, давно Билл у него работает?
– Уже четыре с лишним года.
Значит, его работа Бонфорта устраивала…
– С тех пор одни всеобщие выборы уже прошли, так? Почему же Бонфорт еще тогда не ввел Билла в ВА?
– Почему… Не знаю. Не поднимался как-то такой вопрос.
– А когда Пенни стала Достопочтенной?
– Три года назад. На дополнительных.
– Ну что ж, Родж, вот вам и ответ!
– Не совсем вас понимаю…
– Бонфорт в любое время мог сделать для Билла место в парламенте. Однако не стал. Так что – ставьте в список «подмену». Если мистер Бонфорт сочтет нужным, всегда успеет назначить дополнительные выборы после выздоровления.
Выражение лица Клифтона не изменилось. Он взял список, сказав лишь:
– Хорошо, шеф.
* * *В тот же день Билл уволился – вероятно, Родж сообщил ему, что фокус не удался. Но узнав о его уходе, я чуть инфаркт не схватил: только теперь сообразил, что своим упрямством, возможно, поставил под удар всех. Я сказал об этом Роджу. Он покачал головой.
– Но он же знает все! Это с самого начала был его план! Он же столько грязи в стан Партии Человечества приволочет…
– Забудьте вы о нем, шеф. Тля он, конечно, раз бросил все в разгар компании, и слова-то другого не подберу. Вы, человек посторонний, и то так не поступили. Но – не шакал же! В его профессии не принято выдавать тайн клиентов, даже если навсегда распрощались.
– Ваши бы слова да богу в уши…
– Увидите. И не волнуйтесь понапрасну, работайте себе спокойно.
Следующие несколько дней прошли тихо. Я уже решил, что Клифтон знал Билла лучше, чем я. О нем никаких вестей не было; кампания близилась к концу и становилась все напряженнее. На разоблачение – ни намека. Я начал забывать об инциденте и с головой ушел в составление речей, выкладываясь целиком и полностью. Иногда мне помогал Родж, иногда я сам справлялся. Мистер Бонфорт шел на поправку, однако док Чапек прописал ему полный покой.
Началась последняя неделя кампании. Роджу понадобилось слетать на Землю – некоторые дыры издалека не залатать. Голоса уже, в основном, распределились, и работа на местах значила теперь больше, чем изготовление речей. Тем не менее, речи также были нужны, выступления на пресс-конференциях – тоже. Этим я и занимался, а помогали мне Дэк с Пенни. Конечно, с приходом опыта стало легче – на многие вопросы я отвечал теперь, даже не задумываясь.
Роджа ждали назад как раз к очередной пресс-конференции, проводившейся раз в две недели. Я надеялся, он поспеет к началу, хотя справился бы и сам. Пенни со всем необходимым вошла в зал первой и тихонько вскрикнула.
– Еще в дверях я увидел, что за дальним концом стола сидит Билл, но, как обычно, оглядев присутствующих, сказал:
– Доброе утро, джентльмены!
– Доброе утро, господин министр, – отвечали многие.
– Доброе утро, Билл, – добавил я, – вот уж не думал вас здесь встретить. Кого вы нынче представляете?
Воцарилась тишина. Каждый здесь знал, что Билл ушел от нас, а может, его ушли. Он же, ухмыляясь, ответил:
– Доброго утречка, мистер Бонфорт. Я – от синдиката Крейна.
Я уже сообразил, для чего он здесь, но изо всех сил постарался унять тревогу и не дать ему порадоваться моим испугом.
– Что ж, неплохая компания. Надеюсь, они вас оплачивают по заслугам. Итак, к делу. Вначале – письменные вопросы. Пенни, они у вас?
С этим я разделался в два счета, ответы были обдуманы заранее; потом, опустившись на стул, сказал:
– Ну что ж, джентльмены, будем закругляться? Или еще вопросы?
Задали еще несколько вопросов, и лишь однажды мне пришлось ответить: «Разъяснений не будет». Любому уклончивому ответу Бонфорт предпочитал честное «нет». Поглядев на часы, я заметил:
