Сергей Байбара - Цветы на камнях

Убаюканные обстановкой общего запустения, путники были удивлены, когда прошли поворот. Там жизнь била ключом. Здесь берег расширялся. Шоссе жалось к склону, а участок песчаного берега был весь изрыт ямами и воронками от взрывов. У самой реки жалостливо торчали два огромных высохших дерева.

С одного берега реки на другой были переброшены десятки тросов и висячих мостов и лестниц. Десятки людей были заняты самой разнообразной деятельностью: разгружали ящики с продовольствием и боеприпасами, оборудовали огневые точки, на веревках поднимали грузы на верхотуру. Около десятка смуглых, заросших людей перетаскивали за обломок бетонной стены орудие. Старое советское Д-48. Еще дальше — «Абрамс», заваленный всякой гадостью… Каждое укромное местечко на пологом горном склоне, кое-где поросшем растительностью, выдавало при внимательном рассмотрении автоматный или пулеметный ствол, направленные на юг. Несколько использованных гранатометных тубусов под ногами. Три миномета, жерла которых направлены в небо. И вот, наконец, тот самый Рубикон, та самая оборонительная линия, конец их недолгого, но изнуряющего пути.

От берега реки через шоссе и дальше вверх по склону тянулась непрерывная линия укреплений. Окопы, пулеметные гнезда, проволочные заграждения, просто нагромождения из камней и бревен, скрывавшие пулемет или минометный расчет. На горном склоне оборона строилась по ячеечному принципу. Одна ячейка, в которой размещалось два-три человека, следующая — правей и чуть впереди, третья — еще правее, чуть позади, и так далее. На самой вершине невысокой горы расположилась укрепленная огневая точка, державшая под контролем и склоны, и дорогу на Двири. Двири контролировалось «турками» и оттуда время от времени постреливали. В бинокль можно было даже рассмотреть за всевозможными манипуляциями противника. Союзная артиллерия иногда беспокоила «турецкую» сторону внезапными обстрелами, чтобы жизнь уж совсем медом не казалась, поэтому супостаты также соблюдали осторожность, и старались лишний раз не светиться. Предугадывать действия той стороны становилось все сложнее.

Военные действия, стихавшие на зиму, с наступлением лета возобновлялись с яростной силой по всем направлениям, насколько это было возможно в условиях тотального дефицита продовольствия и боеприпасов. Проводить широкомасштабные маневренные операции было невозможно, так как не было достаточного количества техники. Борьба носила, преимущественно, позиционный характер. Бои за участки склонов, за перевалы и остатки населенных пунктов, за горные долины и отрезки дорог. Желанной целью противника была гидроэлектростанция в Читахеви, — быть может, последняя работающая ГЭС на планете. Защитники Союзных поселений всеми силами старались удержать свои границы, иногда, впрочем, переходя в решительные контратаки. Иногда в противоборство людей вступала природа, и тогда с горных вершин с грохотом обрушивались снежные лавины, грязевые потоки и камнепады, снося в пропасть танки, бронетранспортеры, и орудия, заживо хороня под своей массой людей и тягловых животных.

То здесь, то там в небо поднимались дымы костров. То здесь, то там вилась над каменными кручами грузинская речь, твердая, как камень и юркая, быстрая, как горный ручей, тягучая, медленная и яростная, спорящая и усмехающаяся, радостная и грозная. Тысячелетняя грузинская речь, слитая, как река из горных ручьев, из диалектов разных народностей, пережив сам Армагеддон, оставалась все такой же живой и самобытной.

— Вах, пополнение прибыло! Здравствуйте, воины! Выпить бы за встречу, а Гела? — приветствовал путников один из командиров. — А где Бека? Опаздывает?

— Не опаздывает, а задерживается! — ответил один из местных бойцов, сопровождавших новичков. — Позже будет. А выпьем вечером, и за встречу, и, дай Бог, за победу!

К двум часам бойцов распределили по позициям. Тенгизу досталось место в ячейке на подножии склона, недалеко от дороги. Рядом с ним готовили к бою громоздкую машину — 14,5-мм пулемет Владимирова на колесном станке. По другую руку — пулемет «Браунинг» на трехногой опоре. Несколько автоматических гранатометов, ручные противотанковые гранатометы, ПЗРК, минометы — все это было готово дать отпор врагу, если он захочет наведаться в гости.

Перед оборонительными позициями на дороге покоилось вечным сном шесть или семь сгоревших танков и бронемашин. Они загромождали большую часть дороги и значительно затруднили бы маневр новым танкам при их возможной атаке. Рядом с железными трупами чужих машин оборудовали огневые точки бойцы Союза. Кто-то ставил мины, которых, — ах, жалость! — было дьявольски мало.

На том берегу, где проходила когда-то железная дорога также были видны укрепления и баррикады. Их защитники занимали оборону чуть впереди своих товарищей здесь. Понятно, что прорви враг оборону там, огонь его пушек и пулеметов весьма осложнял бы жизнь на левом берегу.

Арсенал защитников крепости был весьма широк — от английских винтовок времен Первой мировой войны, до российских и американских современных автоматических винтовок и пулеметов. Как ни странно, большей популярностью пользовались стволы советского и российского производства. Дело было не в политических пристрастиях, — советское оружие было привычнее, да и боеприпасы к ним было достать легче.

Лежать на горячих камнях было неудобно. Доставлял хлопот и ветер, который, то ласкал волосы теплыми прикосновениями, то, как испорченный мальчишка, швырял в лицо песок и пыль. Укрытие, — обломок бетонной плиты, не позволяло Тенгизу принять вертикальное положение, да и приподниматься слишком высоко было тоже нежелательно. Даже в минуты затишья неприятельские снайперы не дремали Справа и слева, позади и спереди другие воины находились, впрочем, примерно в таком же положении. Это ничуть их не смущало, — местные жители были привычны к своим обязанностям. Они разговаривали, проверяли свое оружие, наблюдали за дорогой, о чем-то спорили. А двое виртуозов ухитрялись даже играть в нарды на самодельной доске. Одним глазом на дорогу, другим на доску.

Чувствуя неудобство, Тенгиз натянул свою кепку до самых ушей, а лицо закрыл платком. Жара заставляла прятать голову под нависающий обломок, зато все остальное тело прожаривалось прилично. Хорошо хоть смена продолжалась всего два часа. Потом — час отдыха в одной из палаток.

— Здравствуйте, — поприветствовал его грузный седой человек в клетчатой рубашке, лежащий рядом. — Не помешаю? Могу я поинтересоваться, как ваше имя?

— Тенгиз. Можно просто Гиз. Из Гоми.

— Шалва Аронович. Можно просто Шалва. Из Гори!