Сергей Байбара - Цветы на камнях

— Тенгиз. Можно просто Гиз. Из Гоми.

— Шалва Аронович. Можно просто Шалва. Из Гори!

— Взаимно, — пожал руку товарища Тенгиз.

— А до войны где жили, Тенгиз?

— В Тбилиси — неспокойно поежился Тенгиз.

— Значит, в самой столице? — понимающе закивал Шалва Аронович. — А я и родился в Гори, и жил там. Пережил все, что можно и что нельзя. Вы женаты?

— Да. Жена и дочка дома остались.

— Это хорошо. Хорошо, когда дома ждут, — грустно улыбнулся Шалва Аронович. — Правда, это налагает ответственность. Когда уходишь, надо обязательно назвать день, когда вернешься. Ну, хотя бы приблизительно.

— А у вас, Шалва Аронович, есть кто-нибудь? — осторожно спросил Тенгиз.

— Нет, — Обветренные губы Шалвы сжались. — Уже пятнадцать лет никого.

— Извините, пожалуйста… Проклятая война!

— Да нет, ничего, — усмехнулся Шалва. — Горе, по нынешним временам, обыкновенное. Детей у нас не было, не сложилось. А жена… Слава Богу, она не увидела того кошмара, который опустошил нашу землю.

— Это случилось раньше? — спросил Тенгиз, чувствуя себя последней свиньей, что будоражит раны старика.

— В 2008 году, во время августовской войны. Тогда город заняли русские. И вот как-то к нам в дом пришел пьяный русский офицер. Он был очень возбужден и требовал выпивки. Мы очень испугались. Вы понимаете, Тенгиз, у нас в доме не было ни одной бутылки спиртного. Он думал, что мы прячем. Вытащил пистолет, стал им размахивать, матерился и проклинал нас, на чем свет стоит. И тут он слишком резко взмахнул рукой,… и как-то у него случилось…, но пистолет выстрелил. Я все понял, когда Марина, ну, так звали мою жену, уже упала. А до этого стоял, как громом пораженный. Я жалел, что у него не нашлось второй пули для меня. Может, он и хотел, но тут же прибежали российские солдаты с другим офицером. Они набросились на того, первого, отняли пистолет. Второй офицер даже ударил его по лицу. Сильно ударил, до крови… Потом его вытащили, он даже на ногах не стоял. Сказали, начнут следствие, будут судить… А мне что с этого? Разве Марину это вернет? Хотя, вы знаете, Тенгиз, мне сейчас даже жалко его. Ей-богу, мне надо его ненавидеть, а мне его жалко. Моя Мариночка не видела этого кошмара, а этот офицер наверняка все это пережил. Он наказан за свое злодеяние, даже, если выжил.

— Мы все наказаны, Шалва Аронович, — горько сказал Тенгиз. — Только непонятно за что?

— Да! — вдруг с готовностью согласился его собеседник. — Вы правы, именно так! Когда-то Иисус спустился на нашу землю и умер на крест, чтобы искупить грехи всего человечества. Он забрал с собой все зло, накопившееся две с лишним тысячи лет назад на планете. Но прошло время, и второй раз искупать наши грехи пришлось нам самим. И не важно, сколько черных дел совершил каждый из нас. Один человек за всю свою жизнь совершил самый страшный поступок — украл бутылку пива в магазине. А другой лично отдавал приказы бомбить многотысячные города. Неважно… И тот, и другой, и каждый из нас внесли свою лепту во вселенскую копилку Зла, — кто больше, кто меньше. Настал момент, когда копилка разошлась по швам и обдала всю планету грязью, которая копилась в ней со времен Христа. Но он же начал процесс великого очищения Человечества. Тенгиз, а выверите в очищение человечества?

— Где же это очищение? — возразил Тенгиз. — Люди озлобились до крайности, многие даже потеряли человеческий облик. Что же мы тогда делаем здесь с вами?

— Что мы здесь делаем? — задумался Шалва Аронович. — Мы здесь на работе. Выполняем самую грязную и проклятую работу, — стреляем в других людей. Так надо, конечно… Нет, очищение произойдет не сразу. Еще долго люди будут поклоняться самому кровожадному богу — Страху. Но все мы пережили апогей этого страшного культа, и теперь он идет на спад. Да, да, я не сумасшедший. Те, кто выжил, молодые, умные, добрые люди, такие же, как и вы, Тенгиз, должны рассказать вашим детям, и внукам, историю кратковременного взлета и сокрушительного падения человечества. Вы расскажете вашим детям, что существует в мире другой бог. И имя его — Доброта. Милосердие. И они будут другими. Не такими, как мы, а лучше. Понимаете, Тенгиз, лучше!

Шалва Аронович вдруг закашлялся, достал из кармана платок, когда-то белый, вытер пот со лба. Он кашлял не переставая, будто ему не хватало воздуха. Трясущейся рукой он вытащил из нагрудного кармана блестящую упаковку, быстрым движением надорвал ее. На ладонь упала маленькая желтая таблеточка. Старый, измученный вдовец забросил таблетку в рот и попытался проглотить, однако, закашлялся еще больше. Тенгиз уже хотел позвать на помощь, но его сосед вроде бы подавил в себе мучительные позывы.

— Хотите воды? — Тенгиз протянул ему свою флягу.

— Спасибо большое! Если вам не жалко. — Шалва Аронович после глотка воды пришел в себя, облегченно вздохнул. — Проклятый кашель! Тенгиз, извините, за такой вопрос, а вам снятся сны?

— Ну да, конечно, — пожал плечами Тенгиз.

— А что вам снится чаще всего?

— Разное снится. Часто снятся сны о довоенной жизни. Когда большие города были живы, а дороги полны машин. И иногда снится, как я на своей машине удираю от взрывной волны. Не всегда удачно…

— Извините, если потревожил ваши воспоминания, — смутился Шалва Аронович. — Мне тоже снится разное, и не всегда приятное. Иногда я сплю без снов. Иногда во сне ко мне приходит Мариночка, и мы с ней разговариваем. Но я вам хочу рассказать вот что… Иногда, но не так уж редко мне снится большая зеленая равнина в горной долине. И большое здание. Там много детей… Это школа,…да, наверное, школа. И дети, — здоровые, веселые, — читают одну и ту же книгу. Что-то вроде букваря. И там, на первой странице, надпись. Заглавная надпись. «Благословите доброту»! И среди них одна девочка, которую я не знаю, но такое чувство, что я знаю ее уже много лет, и для меня нет никого дороже этой девочки. Может, это мечты о дочери, которой у нас так никогда и не было…

— Здоровья вам, господа уважаемые! А можно вас подвинуть, а то разлеглись, как князья?! — раздался разудалый бодрый голос. Рядом с Тенгизом плюхнулся Роин, с которым Тенгиз разговаривал вчера, по дороге из Боржоми.

— Привет, Роин! — Тенгиз был одновременно рад тому, что встретил хорошего человека и недоволен, что Ломая прервал беседу. — Ты с нами будешь?

— Ага! Я вот смотрю, куда бы мне податься! Вижу, твоя физиономия мелькает! Пойду сюда, куда, думаю, Тенгиз без меня! Здравствуйте, уважаемый! — протянул Роин здоровую татуированную ручищу Шалве Ароновичу. Тот пожал ее с натянутой улыбкой.

— Да уж, точно. Только, если ты будешь такие же анекдоты рассказывать, как ночью в Боржоми, здесь вся трава повянет! Придержите местечко, сейчас вернусь. — Роин, оставив свой рюкзак, вскочил и куда-то побежал.