– Ты и рад крутится! – Серафима засмеялась, показывая ровный ряд сероватых зубных протезов, – А ты, Леник – цыган!
Слово «цыган» Серафима произнесла с ударением на первом слоге, и Анпилогов узнал это раннее слово. Да, именно так ему и кричали с соседнего двора, когда он забирался на глинобитную ограду и смотрел в чужую жизнь.
Видимо, Серафима как раз и жила в тех чужих дворах, откуда так пахло яичницей!
– Давайте так, – сказал Анпилогов. – Я очень надеюсь, что Коля вернется из Питера, подумает и придет ко мне. Мне не кажется, что он так уж привержен идеям Нифонтова и Петруничева, и что его с детства учили, что все люди одинаковы и что все необходимо делить поровну.
– Не поровну, а по справедливости, – поджала губы Сима и положила свой слегка откушенный бутерброд. – Не будет тут справедливости. Вы сейчас так все поразрежете, что делающему человеку не достанется ничего. А ничего справедливого ты, цыган, не придумаешь.
– Так что, значит, по-вашему, справедливо, Серафима Юрьевна? – со смешком отмахнувшись от этого «цыган», спросил Анпилогов.
– Справедливо – это когда делаешь, делаешь и делаешь. Знаете, как мне говорила моя еще бабка? Сделай, Симочка, и не думай. Сделай и не думай. А я вот картошечки намыла, сложила в сухой корзинке на холодку, на сквознячке.
– Нет, Серафима Юрьевнва. Я так и не понял, что, на ваш взгляд, предполагает теперь делать Николай. Передайте ему, что я дальше намерен собирать и тестировать системы – пусть на основе импортных комплектующих – которые хоть в какой-то мере позволят заменить утерянные нами технологии. Ну, не важно, как я сказал… Которые поправят нашу жизнь. Ну, а вам, Демуре, Уле – если у них что-то сложится – я постараюсь обеспечить нормальный уровень. И вот – он поглядел вокруг – жилье попросторнее.
– Не нужно ему этой беспутной девки, – Серафима снова отложила бутерброд, хотя и с удовольствием облизнула губы. – Может, дядька пристроит Колю где-нибудь возле себя. Он там, в Питере, работает на нормальном заводе. Как-нибудь жизнь подуспокоится, мы перетерпим.
Анпилогов вышел из прохладного подъезда в жару, но бумажный лик Серафимы так и стоял у него перед глазами. Он прекрасно понимал ее, она никак не могла сделать скачок. Он медленно мазала клейкую массу гладким плоским ножом, и текла в своем сознании дальше, меняясь едва заметно.
Барокамера
И, что было очень похоже на давнишний приход Демуры – Анпилогова посетил Пень. Вернее, как нынче принято стало говорить: Павел Петрович Панов.
Он устроился поодаль Анпилогова на мягком кожаном диване под экзотическим растением, закурил.
Леник, сидя за своим гигантским полукруглым письменным столом, постукивал толстым пальцем по красной полированной поверхности и думал, что Пень не следует указаниям Майки Городошницы, не посещает штатного косметолога, да и у парикмахера был недели три назад, не меньше. Костюм, правда, у сотрудника Панова, вполне соответствовал заданным стандартам, но Павел Петрович не умел носить его так, чтобы в течение дня он не превращался в подобие измятой спецодежды.
– Леник, – начал нынешний Панов (Анпилогов шмыгнул носом, но смолчал, была же договоренность не обращаться уменьшительными именами друг к другу даже наедине) – Так вот, Леник. Наши люди недовольны. И мощно. Ты набрал целый отдел рекрутов из артеллерийского училища, ты решил приобрести Институт практической гляциологии. К чему это, Леник?
– А ты так полагаешь, сотрудник Панов?
– Еще, говорят, ты купил участок земли на слиянии рек, более дорогого места и представить себе трудно, и собираешься строить там что-то: пансионат, клуб, поместье… Это так?
– Павел Петрович, я же просил, чтобы подчиненные, кому нужно по личным вопросам, являлись ко мне в определенные часы. И записывались у Майи. У меня, как тебе известно, шестидневная рабочая неделя, и один из своих рабочих дней я выделяю для бесед с сотрудниками.
– Ну да, тут ты мастер. Это ж надо, у каждого молодого специалиста выспросить, какие у него отношения с родителями, с друзьями, с девочками… И не отрывает ли его все это от основной работы. Прям, еженедельный отчет о ежедневных и ежечасных продвижениях. Как в старые добрые времена, б-ббб..!
– Вот чего не терплю, так это искусственно вызванных конфликтных ситуаций, а также крепких выражений в рабочем помещении. Еще одно слово, Павел…
– И ты меня, б…бутерброд соленый, просто выставишь за дверь?
И Анпилогов вдруг рассмеялся. Он никак не ожидал сейчас этого старого слова, этого призрака времени и звука.
– Ну, Пень! – вырвалось у Леника. – Вот построю на слиянии рек свой пансионат-поместье – под названием Бак, там мы с тобой и посидим, поговорим. Задуман неплохой винный погреб.
– Бак? А, ну мы же – в автономном плавании. Там, на баке… Слушай, а почему именно департаменту специальных проектов, в который ты набрал ребят из инженерного отделения артиллерийскго училища, выделили квартиры в 4-ом подъезде нашего дома в Каратаево? У тебя что, в других подразделениях нет очередников? Между прочим, Ульяна Владимировна до сих пор живет с родителями, а при ее служебном положении…
– А при ее служебном положении она могла бы и прикупить себе апартаменты, – снова начал раздражаться Леник, имя Ульяны подействовало на него, словно красная тряпка. – Да еще и при наличии у нее любезного друга из Минналогов и сборов, так их!..
– А ты, Леник, в выделенные часы обсуждаешь не только личные планы молодежи, но и интересуешься финтами своих людей?
– Не юродствуй, Паша, это знают все. И неплохо бы, кстати, чтобы эта дама посодействовала нам в получении заказа от вышеуказанного ведомства. А то ведь, открытый конкурс, это, конечно…
– Как же, отдать заказ в твои руки, чтобы ты там насочинял. Нет уж, Леник, эта дама знает, чего ты стоишь.
Анпилогов вспылил.
– Чего я стою, знаю только я и мой банк! А то, что вышло несколько неудачных проектов, так у кого их не было? Вся эта байда, которая вслед за мной повыскакивала из «ка-бе – нии» и посоздавала юрлиц, она что же не ошибалась никогда? Качели! Все – качели! И, – Леник сморщился, – тараканьи бега. Вот, истинно так.
– А Гохран? Что ты там хранишь, скупой рыцарь?
– Еще и Гохран! – Леник крякнул и замотал большой головой, покрытой седым ежиком волос. – Мой Гохран тоже требует денег?
– Требует! И немалых! Во-первых, помещение, во-вторых, электроэнергия… Дежурный там, в конце-концов.
– А странное дело, Павел Петрович, раньше ты столько слов сразу и не говорил. А тут – разговорился. Видимо, четвертый подъезд тебя испортил!
Так тратиться не хотелось… Но – все вылезли за бывший Глобальный, и Анпилогов решил тоже вылезти. Каждый квадратный метр выставочной площади лишал Анпилогова возможности отремонтировать еще этаж Горчишного дома. Но пришлось пойти на это. И дорога, и гостиница… Правда, на самолете он принципиально не полетел, а заказал билеты на поезд. Ну и намыкался, с пересадками, с паромом, практически не зная ни одного языка.
