- Слетай-ка, Серый, глянь издаля, что за штука, - потешно разевая пасть, бросил Ольгерд. От усталости в нем просматривалось все больше медвежьего: запыхавшись, он вывалил наружу толстый розовый язык.
С тех пор, как огорченная Ясельда оборотила князя, мальчик почувствовал к нему еще большую симпатию и доверие. Если раньше Серому случалось и опасаться тяжелого характера своего господина, и порой трепетать под его грозным взглядом, то теперь все переменилось. Маленький оборотень стал ощущать Ольгерда как своего: старшего, более мудрого, но своего. Появившаяся звериность роднила их почти так же, как связывает порой побратимов обряд смешивания крови.
Мальчишка собрал в кулак последние силы и рванул вперед, к темнеющему пятну. Но чем ближе он к нему подъезжал, тем сильнее становилось его недоумение. То, что было впереди, сытно пахло сдобным хлебом. Как будто бы вся эта горушка была сработана из теплых короваев. Откуда в чаще леса взяться такому? Серый замедлил ход. Протер глаза. Потом немилосердно ущипнул свою худую руку повыше варежки. Стало больно, но высившийся впереди морок не исчезал. Стоящая перед ним огромная изба с веселенькими глазастыми окнами сладко пахла медовым печивом. Мальчик приблизился к ней вплотную. Осторожно провел рукой по коричневой, покрытой снежной изморозью стене. Странно, ладошка скользила как по сахарной глазури. Серый лизнул пальцы- липкие, сладкие. Воровато оглянувшись, он колупнул кусочек бревна. Комышек был мягким, тающим во рту.
- Э-ге-гей! - от восторга паренек забыл обо всякой осторожности. - Ко мне, сюда! Тут такое! - у него не находилось слов, чтобы объяснить своим спутникам, что же такое он нашел.
- Да никак хлеб ржаной, - с сомнением протянул Шиш, когда попробовал предложенный Серым шматок от чудесной избушки. - Пробуй, Хельги, может, что скажешь.
Нурманин сосредоточенно прожевал свой пай и задумчиво причмокнул:
- Вкусно! - и потянулся к коричневой стене с самыми серьезными намерениями.
- Точно, медовый хлеб! - воскликнул Ольгерд, хлопая себя по мохнатому лбу. - Сладок, да еще ягодами пахнет. А в домике-то что, никого нет?
И они приникли к слюдяному окошку, пытаясь разглядеть, что же там внутри. Свет в доме горел, но видно ничего не было - только размытые непонятные силуэты. Серый от усердия распластался носом по окну и высунул язык. Стало сладко.
- Батюшки-светы, ведь это леденец! - воскликнул он, вновь, теперь уже нарочно вылизывая желтоватую стеклистую массу. Остальные с удовольствием присоединились к нему. Через некоторое время они вдруг опомнились.
- Как несмышленыши, честное слово! - заругался дядька, первым придя в себя. Чья изба-то? Надо сперва с хозяевами поздороваться, потолковать. А то, небось, смотрят на нас, дураков, да хихикают.
Хельги оторвал липкое, вымазанное сладким лицо от аппетитного окошка. Ольгерд хрюкнул, подавившись.
- Ну, так давайте, здороваться пойдем, - выдавил он, оглаживая мех в том месте, где раньше находились усы. Было видно, что князь устыдился своей ребячливости.
Входная дверь легко распахнулась, как только путники к ней притронулись. Золотистое сладкое тепло радушно приняло их в свои объятья. На желтоватом, как свежевыскобленные доски, полу, так и хотелось от души поваляться. Украдкой попробовав его ногой, Серый обнаружил некоторую упругость. Удивительный пол больше напоминал румяные лепешки, щедро макнутые в жирное коровье масло.
- Гой еси, хозяева добрые! - махнул Ольгерд поясной поклон, в основном ориентируясь на белоснежную пышущую печь, потому что никого живого в избушке не просматривалось. Остальные тоже сдернули шапки, попутно любопытствуя по сторонам.
Удивительная избушка внутри была еще лучше, чем снаружи. Крепкий шоколадно-коричневый стол, щедро расписанный сусальным золотом, явно был изготовлен из того же материала, что и стены. Скамейки были ему под стать. У блестящего леденечного рукомойника висели кипенной белизны полотенца, красиво расшитые красными петухами.
- Сейчас умыться с дороги хорошо б, - неуверенно произнес Хельги, которому надоело пускать голодные слюни и топтаться у порога. Он шагнул к бадейке и наклонил ее, одновременно собрав ладони лодочкой. Но ополоснуться ему не пришлось. Несколько мгновений он с сомнением разглядывал пенную жидкость, потом осторожно попробовал:
- Это ж пиво, братцы! - радостно загорланил он, с чувством опрокидывая в глотку содержимое рукомойника.
- А ну-ка дай мне! - оттолкнул его Шиш, испугавшись, что ему совсем ничего не достанется. На удивление посудина опять была полнехонька. Дядька обстоятельно приладился к ней, и некоторое время было слышно только неторопливое бульканье. Потом старик оторвался, залихватски крякнул и вытер рыжевато-седые усы тыльной стороной ладони. Маленькие его глазки довольно блестели, а кругленький носик подозрительно покраснел.
- Медовуха! - важно изрек он и пьяно икнул. - Крепка, собака!
Серый не стал ждать своей очереди и, как хорек, проскользнул мимо Ольгерда. Только он успел наклонить рукомойник, хлебнуть глоточек, как был награжден крепкой затрещиной.
- Что ты , дяденька! - взвизгнул мальчишка. - Там же кисель клюквенный! За что?
- Сейчас проверю, какой там кисель! - выпалил недовольный Ольгерд и потянул бадейку на себя. Некоторое время он пил молча, а потом воскликнул:
- Да это же вино ромейское, сладкое! Прям по всем жилам огнем запалило!
И оборотившись к Серому, важно произнес:
- Рано тебе еще такой киселек хлебать! Подрасти сначала! - и не слушая никаких возражений, снова приник к живительному источнику.
Погрустневший хлопчик опустил голову. Рот его все еще был в сладком киселе, который ему удалось только попробовать. Он со вздохом облизнулся, а потом, видно решив вести себя как взрослый взялся за полотенце. Рушник шуршал в руках как-то по-особенному, и одуряюще пах яблоками и малиной. Серый не удержался и сунул уголок в рот. Кусок полотенца сразу помягчел и стал таять. Прожевав, мальчик шепнул тихо, чтобы не услышал князь:
- Что такое не знаю, но петухи- точно из малинового варенья!
Осмелевшие путники стали пробовать все, что попадалось под руку. Справившись с полотенцем, Серый пригнулся к полу. Точно, доски оказались на вкус точно такими же, как лепешки, которыми, бывало, баловала его мать. Мальчик разошелся и не только отправлял в рот куски домашней утвари, но и хозяйственно запасал их в дорожную суму. Хельги закусывал висящей на стене белоснежной шкурой непонятного зверя и млел от восторга.
Ольгерд решительно шагнул к печке. В подтопке лежали наколотые дрова. Нагнувшись, князь шумно втянул чутким медвежьим носом воздух и зачавкал. Растопка вся была из медового хлеба. Ольгерд отодвинул заслонку и огляделся. Печка словно завлекательно улыбалась своим устьем, обещая немерянные количества сладких явств и питий.
