— Протестую! В случае с потерпевшим мой подзащитный причинил боль без умысла! А в случае с учеником бокора не было ментального контакта!
— Судя по показаниям свидетеля, обвиняемый обладает способностью причинять боль по своему желанию. И контролирует эту свою способность. Следовательно, можно утверждать…
— Брат Нганга, вы знакомы со спецификой работы невропастов?
— В общих чертах.
— Тогда вы легко увидите принципиальную разницу между случаем с учеником бокора и сеансом контактной имперсонации с баасом Тумидусом.
— Увы, сестра Вамбугу, я не вижу никакой принципиальной разницы между этими двумя случаями. Возможно, сам баас Борготта сможет прояснить ситуацию? Ваша честь, у меня вопрос к подсудимому.
— Прошу вас, брат Нганга.
Нганга повернулся к Лючано. Тот встал, чувствуя на себе косой взгляд помпилианца. На судебные заседания Тумидус являлся не в форме, но светло-кремовые рубашка с шортами смотрелись на гард-легате как мундир.
— Баас Борготта, вы в состоянии контролировать свою способность причинять людям боль?
— Физически — да. Ментально — нет. К моему глубочайшему сожалению.
— Сожаления оставьте при себе! Отвечайте только на вопросы.
На сей раз в голосе судьи не было и тени доброжелательности.
— Слушаюсь, ваша честь.
— Вы причинили боль ученику бокора Матембеле?
— Да.
— Вы причинили ему боль ментальным способом?
— Нет. То есть в некотором роде…
— Что значит «в некотором роде»?! Выражайтесь яснее!
— Вы позволите мне пояснить?
— Я слушаю.
«Сейчас главное — не сфальшивить. Правильно подать ответ. Сейчас ты — кукла и кукольник в одном лице…»
— Обычный невропаст в принципе не способен причинить боль клиенту. И я, несмотря на мой психический дефект, тоже не в силах этого сделать умышленно. Но бывают моменты, когда во время сеанса имперсонации я сам начинаю испытывать боль. Как правило, головную. В таком случае я ничего не могу с собой поделать: если не разорвать контакт, боль транслируется клиенту. В случае с гард-легатом Тумидусом я не имел права прервать связь — гард-легат не сумел бы без меня закончить речь. Я пытался удержать боль в себе, но у меня не получилось.
— Вы сами себе противоречите! В случае с…
— Простите, я еще не закончил. В случае с учеником бокора все было иначе. Я могу причинять боль целенаправленно — но только при непосредственном физическом контакте. Для этого мне необходимо совершить ряд определенных действий. Это мое умение не имеет отношения к искусству имперсонации. Если коротко: я могу целенаправленно причинить боль, когда прикасаюсь к человеку. При ментальном контакте я иногда причиняю боль без умысла, против моей воли.
— Вы закончили свои пояснения? Прекрасно. Уважаемый суд, братья присяжные! Способны ли вы поверить в сказанное этим человеком? Не возникает ли у вас законное подозрение, что все эти противоестественные ограничения придуманы обвиняемым, дабы обелить себя в глазах правосудия?
— Ваша честь, я протестую!
— Протест отклоняется. Продолжайте, брат Нганга.
— У меня, например, такое подозрение возникает. Как у всякого непредвзятого и здравомыслящего человека. Посему, ваша честь, я прошу разрешения на сеанс одержания в присутствии адвоката подсудимого. Для выяснения степени правдивости заявлений обвиняемого.
— Суд не возражает против сеанса одержания. Сегодняшнее заседание объявляется закрытым. Следующее заседание начнется завтра в одиннадцать часов утра.
Серебряный молоток ударил в гонг, подводя итог.
II
— Я хочу вас предупредить, брат Нганга. Лоа бааса Борготты не вполне обычен, мягко говоря. У вас могут возникнуть проблемы.
При Лючано адвокат и обвинитель говорили на унилингве. Даже вне зала суда. Простая вежливость? Профессиональная этика?
Он не знал.
Сейчас его вели в тюремный лазарет для осмотра перед одержанием. Впереди топал охранник, и топал, вне сомнений, нарочно. За ним шли, мило беседуя, адвокат с обвинителем и Лючано. Замыкал процессию второй охранник, шагов которого слышно не было.
— В чем кроется его необычность, сестра Вамбугу?
— Мой подзащитный — невропаст. С еще одной дополнительной, весьма специфической… способностью.
— Вы имеете в виду способность причинять боль?
— Именно. А теперь представьте, как эти два совершенно разных, взаимоисключающих качества могли отразиться на его Лоа. Включите на минутку воображение.
Нганга замедлил шаг. Могучие мускулы великана напряглись, словно на плечи упала тяжесть. Острым концом жезла он почесал себе затылок.
— Вы рекомендуете мне отказаться от одержания?
— Рекомендую. У меня уже есть печальный опыт.
— Я подумаю. Вначале подсудимый пройдет общий осмотр.
Лазарет производил впечатление жуткой эклектики. Новенький диагност-комплекс со скан-капсулой, шкафы с матовыми стеклами, кушетка. На стенах вперемежку с голосферными эмиторами и объемными диаграммами знаки, символы, семант-планшеты, маски, на полу — знакомые круги с узорами «веве» и четырехлучевой звездой, на столе — коврик джу-джу, специализированный терминал и штатив с небьющимися пробирками.
В смежном помещении ждали своего часа три восстановительных кокона.
Охрана осталась за дверью.
Из-за стола навстречу им поднялся улыбчивый доктор в цветастом халате и тюбетейке, похожий на копченую мумию.
— Снимите рубашку, — без церемоний скомандовал он Тарталье.
Лючано повиновался.
— Ложитесь на кушетку.
— Погодите! Что это у вас?
Голос Фионины дрогнул. Лючано стало не по себе. Неужто он подхватил какую-то заразу? Или паразита?
— Где?
— На правом плече.
Теперь на него в шесть глаз смотрели трое: адвокат, обвинитель и врач.
— А-а, это? Татуировка. Во время прогулки сделали. Нравится?
После памятной прогулки, вернувшись в камеру, Лючано внимательно изучил творение карлика-слепца. Черно-красный орнамент из сплетающихся змей — лиан? шнуров? — при длительном рассматривании начинал плыть перед глазами. Казалось, змеи шевелились, щекоча кожу и перетекая по кругу внутри узора.
В конце концов у Лючано затекла шея. Он надел рубашку и забыл о татуировке.