– Ну вот, – сказал Ростик. – А ты боялся, что не получится. Встань-ка, чтобы ему было удобнее тебя разглядывать.
Они рассматривали друг друга, человек и зеленокожий, похожий на растение тип, у которого не было век на глазах, чтобы мигать, и даже в морозном воздухе подземелья Ростик вдруг начал ощущать тонкий, почти неуловимый запах горечи, смешанный с какими-то цветами. Пожалуй, это было похоже на жасмин, смешанный… да, смешанный с перцем. От этой мысли Ростику стало смешно, и он хмыкнул. Да так резко, что зеленокожий поежился.
Потом эта зеленая каланча опустилась на корточки, а его ноги под длинными одеяниями согнулись в трех суставах. Он вытянул руку. Ростик опустил руки, они затекли уже до такой степени, что ему показалось, начав рисовать, он не сумеет изобразить даже крестик.
Зеленокожий поднес свою длинную правую руку к половичку Ростика, с интересом потрогал ткань. Потом ткань Ростикова пальто, потом коснулся побелевшей кожи на тыльной стороне запястья его руки. Теперь Ростик поймал себя на том, что слегка вздрогнул. Хотя прикосновение это было очень осторожным, даже нежным.
– Здорово, – прошептал от своей стены Эдик. – Что дальше?
Он, похоже, рассматривал все происходящее как экспериментальный спектакль. Что ж, решил Рост, может, зеленокожий так же думает. Бывают же и у них, гм… не очень умные ребята. Хотя этот, кажется, был не из них.
Тогда он вытянул свою правую руку, взял замершую, безвольную ладонь зеленого, кстати, довольно удобную для пожатия, и сжал ее несильным, очень осторожным жестом. И тогда случилось необычное. Зеленый рассмеялся. Это выглядело странно. Его боковые жвала разошлись, верхняя челюсть поднялась, глаза стали поменьше… Но это определенно была улыбка.
Если, разумеется, не хищный оскал, предвкушение моих телес на вертеле, или на сковородке, или как тут они готовят себе на обед человечину, подумал Ростик. Но шутка не получилась, потому что нужно было заниматься делом. Он и попробовал.
Потыкал себя в грудь пальцем, потом облизнул губы, обращая на них внимание зеленокожего, и раздельно произнес:
– Рост, человек. – Потом еще несколько раз каждое слово в отдельности.
Зеленый вдруг странно опустил и снова выпрямил свой весьма выдающийся нос. Это было странно, что он оказался подвижным… Но на самом-то деле, почему бы нет?
– Шир Гошд…
Ростик ткнул пальцем в зеленого.
– Шир Гошод?
Нос двинулся вправо, потом вернулся назад. Так, это скорее всего жест отрицания, понял посол человечества Ростик.
– Шир Гошод, – показал на себя посол Чужого города, потом указал нижней левой куда-то назад, – Шир Гошод. – Потом он указал куда-то в сторону верха. – Шир Гошод…
– Понятно, это его племя так зовется, – отозвался от стены Эдик.
Ростик метнул в него свирепый взгляд, потом медленно кивнул в знак понимания. Шир Гошоду тоже полагалось знать его мимику. Тогда он вытянул руку и на тонкой пыли подземелья нарисовал, как мог, червеобразного. Зеленый кивнул носом.
– Махри Гошод, – сказал он, теперь уже отчетливо подражая Ростиковому произношению.
Ну, была не была, решил Рост.
– Человек Гошод.
Зеленый снова рассмеялся, на этот раз еще менее сдержанно. Его круглые глаза вдруг заволокла тонкая, белесая пленочка, как у птицы. Потом он ткнул пальцем в Ростика и произнес веско:
– Челвук.
– Ростик, – сказал Ростик. – Человек Ростик… Ну, как тебе попроще. – Он слегка повысил голос, выделяя имя: – Рост.
Зеленый потер обе левые руки, выражая, вероятно, сильнейшее возбуждение.
– Рст. – Потом сделал плавный жест, указывая на свое левое плечо, закрытое тогой. – Мырмд.
– А ты говоришь, у них нет личного имени, – сказал Ростик Эдику, хотя тот ничего такого не говорил. Указал пальцем на зеленого и отчетливо произнес: – Марамод?
Шир кивнул. Потом странно, даже с довольным видом, слегка улыбаясь, склонил голову набок. Ростик и Марамод посидели, никто из них теперь ничего не говорил. Наконец, Ростик догадался, что Шир ждет продолжения. Или у него выдержка, как у совы, или такие переговоры тут случаются раз в неделю, решил Ростик.
– Значит, так, – произнес он, хотя мог бы этого и не говорить.
И начал рисовать. Сначала дома, не такие, как стояли в городе Широв, а такие, в каких жили люди. Потом нарисовал окопы с ограждением из колючей проволоки. Чтобы было понятно, он, как на чертеже, сделал кружочек на окопе, на проволоке, и рисовал эти детали чуть в стороне в увеличенном виде. Марамод сидел и смотрел с интересом. Потом поднялся, обошел Ростика и стал смотреть из-за его плеча. Так обоим было удобнее.
А Ростик тем временем нарисовал богомолов, кузнечиков и высоких черепах. Шир Марамод посмотрел на черепаху внимательно, покрутил головой, ткнул в нее пальцем и громко, очень четко произнес:
– Гтум.
– Ге… Что? – спросил от стены Эдик. Он, как оказалось, тоже видел все эти художества.
– Гатаум, – подсказал Ростик. Шир подтвердил носом.
Потом Ростик столкнул две большие стрелки – одну от насекомых, другую со стороны города. Эту он сделал короткой, но толстой. Рядом нарисовал щит, о который сломал две стрелы из самострела насекомых. После этого поднялся со своего половичка, посмотрел на Марамода и поднял брови как можно выше, задавая безмолвный вопрос – понимает ли он?
Шир снова потер обе левые руки одну о другую, вежливо улыбнулся, нарисовал в стороне город со стенами. Он проводил всего одну линию, как правило, замкнутую. Но она разом отражала контур города, домов, даже земли вокруг. Искусство этого зеленокожего было легко и выразительно.
А потом Марамод сделал то, чего Ростик не ожидал. Он указал куда-то на запад, а на своем рисунке изобразил что-то… Это могла быть волна или высокий, растянутый по фронту водоворот… Это могло быть что угодно.
Ростик обвел эту волну пальцем и рядом изобразил вопрос, подсказав его значение мимикой.
– Брм. Брм… – в звучании этого слова сложился и страх, и мука, и ожидание боли.
Марамод покрутил головой, стараясь смотреть и на Ростика, и на Эдика. Следующий раз поеду один, решил Ростик, чтобы он смотрел на меня и на рисунок. Так будет вежливей…
– Борым?
Он даже не спросил, насколько правильно произносит слово. Он вдруг понял, что с ним происходит что-то необычное. Холодная волна прокатилась по его коже, руки одеревенели, живот скрутил приступ тошноты и боли одновременно, в глазах стало меркнуть. Если бы он не был солдатом, не вылезающим из боев почти полгода, он непременно упал бы. Лишь жесткая, как кираса под солдатским бушлатом, воля заставила его удержаться на ногах.
Голос Эдика, заговорившего от своей стены, вдруг зазвучал далеко и незнакомо, ни одного слова невозможно было понять. Эхо отдавалось над головой, отражалось от стен… Когда Ростик почувствовал, что возвращается в норму, выяснилось, что он по-прежнему смотрит на Шира, на рисунок, который тот продолжал крутить в пыли перед людьми. Теперь Марамод изобразил на волне массу точек. И каждая из этих точек была опасной… Ростик потряс головой. Нет, он больше не видел, что это такое. Хотя ему показалось…
