Про Лилечку Цыпф даже не спрашивал – и так было ясно, что в ее состоянии бдолах помочь не может, ведь он, как и волшебная лампа Аладдина, исполнял только осознанные желания.
На этот раз в путь-дорогу ватага собралась еще быстрее, чем обычно. Людям почему-то казалось, что в их бедах виновата не злополучная страна Будетляндия, а это конкретное, неудачно выбранное место. Недаром ведь Эрикс когда-то советовал избегать всяких коммуникационных сооружений, особенно подземных. Шнуруя ботинки и завязывая мешки, они с опаской поглядывали на темный провал пещеры, с просевшего потолка которой свисали не то обрывки кабелей, не то стебли лиан.
Цыпф взял под руку Лилечку, продолжавшую пребывать в сонном оцепенении, а ее поклажу передал Артему. Верка что-то дожевывала на ходу, а Зяблик, не любивший откладывать дела в долгий ящик, уже взялся за обучение Смыкова.
Поочередно указывая на разные части и органы своего тела, он с нажимом и расстановкой, словно общаясь с ребенком, произносил:
– Вот это, значит, башка, то есть кумпол… а проще говоря, чан. Это все – харя или рыло… На ней шнифты, рубильник и хавало… Понял? Тогда идем дальше…
Когда у Зяблика возникали трудности (но отнюдь не лингвистические, а связанные с физиологическими особенностями его тела), он бесцеремонно лапал шагавшую поблизости Верку, говоря при этом все с той же менторской интонацией:
– Вот эти штуки у бабы называются маркитошки… Ну а если размером посолидней, то буфера…
Смыков внимательно вслушивался в каждое новое для себя слово, а потом с жутким акцентом, путая ударения, повторял:
– Ри-ло… Ха-ва-ле… Буфе-ла…
Цыпф сказал Зяблику через плечо:
– В тебе не иначе как талант зарыт. Вот только не пойму, чей именно – Макаренко или Бодуэна де Куртенэ.
– За оскорбление ответишь! – незамедлительно огрызнулся Зяблик.
Смыков оказался учеником на редкость способным. Ватага не успела отойти от бивуака и на полсотню шагов, как он обернулся и четко сказал, указывая на зев пещеры:
– Шниф-ты…
Как выяснилось, он был прав. Дыра, уходящая в недра ближайшего холма и наполненная мраком, как рейсфедер тушью, оказалась обитаемой. Два круглых осьминожьих глаза поблескивали в ней совсем как фары застрявшего в туннеле автомобиля (да и расстояние между ними примерно соответствовало ширине вазовского капота).
Бахрома, раньше почти скрывавшая вход в пещеру, теперь втянулась внутрь. Откуда-то повеяло свежим ветерком, который вскоре превратился в стремительный вихрь. Заструилась пыльная поземка, покатились камни, закувыркались обломки древесных стволов и сучьев. Все это добро исчезало в чреве пещеры.
– Держись! – голос Зяблика был еле слышен в вое стихии. – А не то нас всех, как мух в пылесос, затянет!
Люди, изнемогая от напора воздушной струи, ложились ничком на землю. Цыпф всем телом навалился на Лилечку, а Верка вцепилась в пояс Артема. Мешок сорвался с ее спины и упорхнул в черный провал, словно набит был пухом, а не лучшими образцами будетляндских туалетов вперемешку с мясными консервами и шоколадом.
После этого, с точки зрения Верки, трагического эпизода вихрь сразу утих и бахрома вновь скрыла мрачное отверстие. Но так продолжалось недолго. Раздался звук, похожий на плевок Годзиллы или другой, столь же внушительной твари..
Все, что до этого засосала в себя воронка пещеры и что, по-видимому, не представляло интереса для ее неведомого обитателя, вылетело назад с силой картечного заряда. Любой из членов ватаги, рискнувший встать на ноги, был бы неминуемо искалечен продуктами этой титанической отрыжки. Консервная жестянка, брякнувшаяся рядом с Цыпфом, имела такой вид, словно прошла через валки прокатного стана.
Люди даже не успели обменяться впечатлениями по поводу столь удивительных и грозных событий, как все повторилось – поднялся ветер, исчезла бахрома, а в глубине пещеры, где продолжали тускло поблескивать глаза-блюдечки, что-то мощно взвыло, словно заработала аэродинамическая труба.
Зяблик знаками попросил Смыкова покрепче ухватить его за одежду, что и было незамедлительно исполнено. Освободив таким образом свои руки, Зяблик принялся извлекать из карманов ручные гранаты, которые хранил на черный день. Все они одна за другой исчезли во мраке пещеры вместе с новой партией камней, разлапистым еловым пнем и сапогами Цыпфа (друзья давно предупреждали его, что носить такую свободную обувь нельзя, но Левка всегда ссылался на мозоли, набитые еще в Нейтральной зоне).
Взрывов они не расслышали, зато увидели, как свод пещеры обрушился, выбросив наружу густое облако пыли. Вой могучих легких (ну не компрессор же гнал с такой силой воздух!) перешел в мучительный хрип, а сквозь обрывки бахромы обильно проступила кровь, голубая, как у аристократов.
– Что же это за тварь такая была? – сказал Артем, вставая. – Неужели ее тоже породил эффект антивероятности? А что тогда послужило основой? Отправной точкой, так сказать… Мышка-норушка или лягушка-квакушка?
– Кто его знает? – Цыпф машинально потрогал свой голый череп (в глубине его души теплилась надежда, что внезапно выпавшие волосы так же внезапно и отрастут в один прекрасный момент). – Это могло быть и местное отродье, а могло быть и пришлое. Раньше в здешних подземельях всякие чудовища попадались чаще, чем крысы. Последствием краха кирквудовской энергетики было не только повсеместное нарушение принципа причинности, но и появление многочисленных пространственных пробоев. Представляете, какие гости могли проникнуть в наш мир? Но, правда, все точки контакта сопредельных пространств вскоре затянул так называемый кирквудовский янтарь. Это не вещество типа льда или камня, а тоже пространство, только перестроенное и потому имеющее весьма необычные свойства.
Хрипы и стоны в пещере прекратились, однако там по-прежнему продолжало грохотать, как будто бы взрыв гранат вызвал детонацию на более глубоких уровнях подземных лабиринтов.
– Качает… – Верка глянула себе под ноги и снова взялась за пояс Артема.
– Покачает и перестанет… Все тебе не слава Богу. – Зяблик был явно недоволен тем, что его удачные действия не оценены по достоинству. – Ну скажи, как я этого гада заделал, а! Одной левой! Если бы не я, все бы вы сейчас у него в брюхе парились!
– По-настоящему смелые люди своими подвигами никогда не бахвалятся, – презрительно скривилась Верка, после обвала пещеры утратившая всякую надежду вернуть свой мешок. – Да и подвигом-то это назвать нельзя. Примерно то же самое ты вытворял в детстве, когда мучил беззащитных жаб, засовывая им в глотку сигарету.
От такого оскорбления багровое сияние в глазах Зяблика приобрело еще более зловещий оттенок. Обращаясь к Смыкову, он произнес, демонстративно тыкая в Верку пальцем:
