Весь кадетский корпус выстроился во внутреннем дворе: шесть ровных шеренг, разбитых по росту; старосты комнат впереди на пять шагов. Справа небольшая группа инструкторов и учителей, слева офицеры и гости. Против длинного строя кадетов — музыкальный взвод с серебристыми инструментами. Это было красочное зрелище: голубой цвет парадных униформ, фуражки с красными околышами, черные начищенные до блеска сапоги и сверкающая кожа.
Этот торжественный день был посвящен лучшим выпускникам, среди которых находился Альфонсо Рохас де ля Плата, — во всяком случае, так рассказывает история. Они стояли на украшенном цветами помосте под сине-красно-черным флагом, а под свежесколоченными досками в пластмассовом цилиндре находился заряд взрывчатки небывалой дробящей силы. Детонатор был соединен с крошечной электронной установкой, включающей усилитель и частотный анализатор, с микрофоном в качестве сенсора. Высокочувствительный прецизионный прибор был настроен на звуки государственного гимна. Он должен был включиться в тот момент, как отзвучат первые восемь тактов.
Они наблюдали за всем этим на экранах из подземного центра — весь цвет научно-технической интеллигенции. Они стали свидетелями того, как взлетел в воздух деревянный помост, видели поднявшийся вскоре за взрывом огромный столб пыли, разорванные в клочья униформы и кровь.
Они еще не решались поверить в успех. Всех ли накрыло взрывом? Не удалось ли кому спастись?
Они наблюдали, как люди, которые находились на большем удалении от эпицентра взрыва и которых повалила наземь взрывная волна, оглушенные, пытались подняться. Они видели, как к месту происшествия подбежала небольшая группа солдат и кадетов, назначенных нести караульную службу, под командованием унтер-офицера. И неожиданно перед ними крупным планом возникло всем знакомое и ненавистное лицо: в то время еще гладкое, но уже перекошенное в злобной усмешке лицо Рохаса. Его тогда не оказалось в числе десяти лучших, как вообще не оказалось в числе тех, кому было разрешено присутствовать на торжественном акте. За непослушание в качестве наказания его отправили в караул — и это снова спасло ему жизнь.
Ученые тяжело переживали свою неудачу, но не отступили от задуманного. Более того, они стали работать еще упорнее, жертвуя всем личным… Пять вычеркнутых из жизни лет они смогли выдержать, только находясь во власти фантастической идеи, неистребимого убеждения в необходимости решения жизненно важной задачи. Им удалось невозможное: преодолеть временную дистанцию в 50 лет.
Они сидели в креслах из тонких стальных труб — кто неподвижно, затаив дыхание, кто ерзал от волнения…
Подземный научный центр был полон, ни одного свободного места. Одни следили за происходящим на небольших мониторах на пультах, другие — таких было большинство — не сводили глаз с выпуклого экрана, занимавшего всю переднюю стену.
Картина на экране была самая безобидная: сколоченная из дерева веранда, на заднем плане крытые соломой хижины, ограждение крааля… В тени выступающей далеко вперед крыши стояла колыбель, в ней лежал запеленутый в голубую материю младенец. Крупный план: ребенок открыл умные, темные глаза; время от времени он кривил губки и показывал язык, сжимал маленькие кулачки и, играясь, рассекал ими пустоту…
Неожиданно на земле появилась тень: мужчина, затянутый в черную кожу, на груди патронташ, сапоги, перчатки, шлем… Он приблизился, ступая на цыпочках, быстро оглянулся по сторонам, затем вскинул пистолет-пулемет и навел его на колыбель. Сноп огня, разлетевшееся вдребезги дерево — какие-то две секунды, потом все пропало.
В первое мгновение зрители продолжали сидеть, словно оцепеневшие, но вот изматывающее напряжение исчезло, чары развеялись, они вскочили со своих мест, стали хлопать друг друга по плечу, били в ладоши, пожимали друг другу руки, кричали все разом…
Почти никто из них не удосужился хотя бы мельком взглянуть на экран, а между тем обстановка там уже изменилась. Можно было видеть, как беспорядочно забегали вооруженные мужчины в белых одеждах и шляпах с широкими полями, как они стреляли в человека, зигзагами бегущего по двору и потом внезапно исчезнувшего, словно растворившегося в воздухе…
Ему это удалось, как ни трудно было в это поверить. Это был их последний шанс, и они использовали его. Подумать только — самый молодой в их команде!
Большинство считало, что он идет на верную смерть, а в него даже не попали.
Кто-то устремил взгляд на большие часы, два циферблата которых показывали обычное и прошлое время. Красная сигнальная точка все быстрее совершала круги по минутной шкале, пока внезапно не замедлила свое движение и не остановилась. Оба потока времени слились.
Теперь внимание всех было обращено на тяжелую магнитную дверь в стене с правой стороны, где тоже были шкалы, измерительные приборы, сигнальные лампочки. Перед ними собралась группа врачей, неотрывно следивших за движениями стрелок, мигающими огоньками… Рядом стояла небольшая платформа с кислородными баллонами и дыхательной маской, а также сумка с набором шприцев и различных ампул, с хирургическими инструментами и перевязочным материалом.
Раздалось шипение пневматического запора, откинулась округлая крышка, и по рельсам выкатились носилки, на которых лежал Уилл Саундерс. Глаза его были закрыты, и выглядел он непостижимо молодо. Люди, стоявшие неподалеку, не заметили на нем никаких внешних повреждений. Одежда его была в целости, хотя порядком запылилась и покрылась грязью.
Главный санитар подошел ближе и надвинул на лицо недвижимо лежавшего Уилла дыхательную маску. Не прошло и полминуты, как теяо его слегка вздрогнуло и он сделал попытку выпрямиться. Одна из сестер мягким движением вернула его на подушку и нажала на рычаг, приподнявший изголовье. Уилл открыл глаза, и постепенно взгляд его становился все более выразительным и ясным, утратив замутненность обморочного состояния. Когда же он увидел столпившихся вокруг него людей, готовых в любую минуту оказать ему помощь, когда услышал бурные аплодисменты, то от волнения снова закрыл глаза. Впервые до его сознания дошло: то, чего до него никому не удавалось, он выполнил!
Цель была достигнута. Чудовищное напряжение сменилось состоянием полнейшей расслабленности — они больше не в состоянии были о чем-либо думать, что-либо ощущать. Они передвигались, как сомнамбулы, отложили в сторону рабочие дневники и авторучки, выключили мониторы и светящиеся шкалы, а потом собрались в огромной полости грузового подъемника и стали подниматься на поверхность. Покушение удалось, и им более не нужно было таиться: Альфонсо Рохаса де ля Плата больше не существовало. Интересно, как выглядел теперь мир? Они часто рисовали себе различные картины, так и не придя к единому мнению. Ясно одно: мир должен был стать лучше. Разумеется, никто из них не помышлял о земном рае, но любое демократическое правительство, даже самое умеренное, явилось бы для них раем. Но как бы теперь ни выглядел мир после их акции, они имели полное право ощущать себя его спасителями.
