— Что именно вас смущает, профессор? — с интересом спросил Генрих.
— Меня смущает эта полусфера, но это еще полбеды. Для того чтобы поднять ее в воздух, необходим кардинально новый двигатель, отличающийся от той системы, которую мы хорошо знаем и используем сегодня в авиации.
— Вы полагаете, что при существующих возможностях поднять такую полусферу нельзя?
— Именно так, молодой человек. Тот, кто все это придумал, либо сумасшедший, либо намеренно преувеличивает свои возможности. В общем, все это банальная гипербола.
— Гипербола — это намеренное преувеличение, — задумчиво произнес Штайнер.
— Да, господин офицер! — подтвердил профессор.
— Вы намекаете на то, что некто пытается одурачить всех, в том числе и видных ученых?
— Вы правильно поняли мою мысль, — отреагировал фон Лист.
— В таком случае должен же быть какой-то смысл во всей этой истории?
— Смысл, я думаю, один. В этот проект вложат огромные деньги, а это на руку тому, кто все это заварил. Пока разберутся, пройдет время, а виновник этой затеи использует технические возможности лаборатории для изысканий и разработок своих меркантильных интересов. А когда нужен будет результат, этот ученый господин приведет вам столько аргументов о состоятельности или несостоятельности этого проекта, что, в сущности, он будет прав в любом случае, а вы ничего не разберете из того, что он вам наговорит.
— Это опасная затея, господин профессор.
— Возможно, хотя мы многого не знаем.
— Спасибо вам, господин профессор, за обстоятельную консультацию, надеюсь, наша с вами беседа, останется в тайне, этого требуют интересы рейха.
— Не волнуйтесь, гауптманн, от меня это никуда не уйдет, а тем более в этом я не вижу никакой тайны.
— И тем не менее, профессор, — заключил Штайнер.
— Разумеется, я все понял, — серьезно отреагировал ученый.
Покинув профессора Листа, Генрих на автомобиле возвращался к себе на службу размышляя, он вдруг понял всю сложность этой проблемы: «Если я доложу все как есть, то ученый, который все это задумал, окажется в довольно-таки сложной ситуации, однако несостоятельность этого проекта еще нужно доказать. Если я не доложу об этом, то будут продолжаться работы по данному проекту, а значит, будут новые затраты в бесперспективный проект, как в бездонную бочку. Почему бесперспективный проект? А может быть, наоборот? И все же мнения одного профессора здесь крайне мало, необходимо мнение нескольких ученых, чтобы сделать объективное заключение».
«Есть и другая сторона этой проблемы, — думал он. — Интерес, который проявляли в центре, был не беспочвенный, и им, в сущности, известно пока больше, чем мне, и это меня радует, потому что этим делом уже занимаются наши люди. В любом случае необходим результат, который и предрешит судьбу этого проекта».
За размышлениями Генрих не заметил, как уже подъезжал к зданию Министерства авиации. Он взглянул в зеркало заднего обозрения и увидел уже знакомый автомобиль. Этот автомобиль Генрих уже видел у здания университета, где он только что побывал.
«Они опять меня водят», — подумал он.
* * *
Спустя полчаса Штайнер обстоятельно докладывал Хюбнеру итоги предварительной проверки. Внимательно выслушав его, Хюбнер заявил:
— Свое мнение, которое изложил профессор Лист, назвав затею Зэхта гиперболой, дает нам основание копать дальше.
— Настало время получить от Геринга чрезвычайные полномочия.
— Не любит он их давать, но я попробую что-либо сделать и пойду к нему на прием.
— В таком случае я буду ждать результатов, — произнес Штайнер.
Спустя примерно полчаса Хюбнер возвратился слегка взволнованный.
— Что случилось, Гельмут?
— Геринг не в настроении и немного вспылил. Никаких чрезвычайных полномочий он дать не может. По его мнению, это не тот вопрос, чтобы наделять нас такими серьезными полномочиями. Он заявил, что у нас достаточно своих возможностей, чтобы решить такой простой вопрос.
Хюбнер закурил сигарету, затем прошелся по кабинету, о чем-то раздумывая. Напряженная тишина растянулась на несколько минут. Наконец он принял решение и позвонил в военную разведку адмиралу Канарису. Генрих услышал взволнованный голос Хюбнера:
— С вами говорит генерал-майор Хюбнер, я прошу аудиенции адмирала.
Минуту он выжидал у аппарата, а потом ему ответили.
— Господин адмирал, я прошу принять меня по очень важному делу.
— Я вас жду, — раздался голос из трубки.
— Хорошо, через полчаса я буду у вас, — изрек Хюбнер и повернулся к Штайнеру.
— Я неплохо знаю адмирала, и он ко мне хорошо относится. Это дает мне основание воспользоваться его благосклонностью.
— Извини меня, Гельмут, но, мне думается, не поспешно ли ты поступаешь? Уж слишком это рискованный шаг.
— Нет, Генрих, ты многого не знаешь, адмирал мне обязан.
— Я понимаю тебя, но стоит ли подключать в это дело еще одно ведомство — военное ведомство Кейтеля, которому подчинен Канарис? Если об этом узнает Геринг, то эта затея может плохо закончиться для нас, а для тебя в первую очередь.
— Наверное, ты прав, но у нас нет тех возможностей, которые есть у военной разведки. Мы будем долго топтаться на одном месте и не узнаем истинное состояние этой проблемы. Либо это гипербола, либо это шаг вперед в развитии сверхновой авиации Люфтваффе, и это меня больше всего волнует. И еще. Адмирал Канарис заинтересован в дружбе со мной, и ему невыгодно обострение ситуации между мной и Герингом. Я полагаю, от этой встречи нам будет только польза.
— В таком случае я буду надеяться, что все обойдется благополучно, — отреагировал Штайнер.
— Непременно, Генрих, — ответил собеседник.
Прежде чем уйти, Хюбнер передал Генриху папку с документами и сообщил:
— Займись этими документами. Там ты найдешь синий конверт с расчетами профессора Зэхта и кое-что еще.
Проводив Хюбнера, Штайнер возвратился в свой кабинет и приступил к изучению материалов. «гельмут был прав, в этих расчетах мне не разобраться. Слишком скудные знания не позволяют мне проникнуть в тайну этих теоретических расчетов», — думал Штайнер и, продолжая, размышлял: «Слишком рискованный шаг предпринял Гельмут, безоглядно доверившись адмиралу. Какие бы у них ни были личные отношения, Канарис в случае собственной выгоды перешагнет и через Хюбнера. Гельмут своей выходкой поставил все на карту, до конца не понимая, что патриотизм — плохой советчик в таких тонких делах. А может быть, я многого в их отношениях не знаю. И интересы, которые между ними существуют, прочно связывают их. Я знаю, доверие между ними существует давно. Хюбнер не раз уже упоминал об этом. Думаю, Гельмут Хюбнер достаточно умен, чтобы не идти на крайний риск. И все-таки что их может связывать?»
