Куда он мог девать Алана? Если бы я знал!.. А может, мне померещилось, и никаких ворсинок на ладони Альдора не было? Ведь я так волновался: мудрено ли ошибиться?.. Да и потом, стоило мне только заикнуться!.. Компания безжалостна. Она вездесуща, как спрут, и всесильна, как сам господь бог. А бедному Алану это всё равно б не помогло. Мне почему-то кажется, что вы не сыщик компании. Такой уж у меня выработался нюх на сыщиков, право!
Да, немало тайн хранит Уэстерн, чтоб ему пусто было! Доброй ночи, сэр.
С невыразимой тоской смотрю я на серебристую звёздочку, ярко горящую в чёрном небе. Это «Изабелла». Час назад она стартовала с Нептуна курсом на Землю. Я смотрю, смотрю неуставая на серебристую звёздочку, не будучи в состоянии вытереть солёную влагу, застилающую глаза.
Я являюсь как бы составной частью Крониуса, точнее — его мозгом. Этот дрейфующий корабль полностью и практически мгновенно подчиняется моим командам. Но такое послушание досталось мне дорогой ценой. Всё тело моё изрезано, и тысячи электродов и датчиков жадно приникли к каждому нерву.
…Это произошло давно. Я был тогда молод и работал инженером в Уэстерн-компани. Думаю, что эта компания не требует дополнительной рекомендации. Надо сказать, что в то время семью мою (а я довольно рано успел обзавестись семьёй) начала преследовать длинная цепь неприятностей. Начать с того, что во время манёвров с какого-то реактивного истребителя упал стабилизатор подвесной ракеты и разрушил коттедж, в котором мы жили. По счастливой случайности жены в этот момент не было дома — она относила дочурку на обязательную противолучевую прививку. Короче говоря, мы остались, в чём стояли. Пришлось мне брать у компании ссуду, хотя это и было связано с варварскими процентами. Плата за квартиру стала съедать чуть не половину заработка, и нам приходилось отказывать себе в самом необходимом. Затем пришла ещё горшая беда. Несмотря на все прививки, дочка всё-таки заболела лучевой болезнью. Знаете, ведь детский организм гораздо восприимчивей к радиации, чем взрослый… Плата за лечение… В общем, положение наше стало критическим.
И тут вызывает меня шеф и говорит:
— Я слышал, Гилмор, у вас финансовые затруднения?
— Небольшие, сэр.
— Гм, небольшие… — он переложил перед собой какие-то папки и продолжал. — А не хотели бы вы получать больше, Гилмор? Ну, скажем, раз в тридцать.
— На тридцать, сэр? — переспросил я. Мне показалось, что я ослышался.
— В тридцать раз. Кури́те, — он пододвинул мне богатую коробку, — сигары неплохие. Итак?
— Разумеется, сэр, — пробормотал я, — но… что я должен для этого делать?
— Сейчас объясню. Видите ли… Вы ведь хорошо знакомы с теорией интерференции биотоков?
— Это моя узкая специальность, сэр, — отвечал я, тщетно стараясь понять, куда клонит шеф. И тут он предложил мне такое…
— Фирма предполагает приступить к разработке кибернетических систем, в которые можно целиком вживлять человеческий организм. В основном нас интересует вживление мозга. Как вам известно, уже установлено, что после обработки соответствующими реактивами человеческий мозг оказывается гораздо более мобильным, он в тысячи раз быстрее, чем обычно, реагирует на воздействия внешней среды, что должно приблизить его к лучшим образцам электронного мозга. С другой стороны, человеческий мозг стоит куда дешевле электронного… Впрочем, это вам неинтересно. В общем, компания предполагает провести длительный эксперимент по части, так сказать, сращивания человеческого мозга с киберсистемой. Как вы, наверно, уже догадались, Учёный совет концерна остановился на вашей кандидатуре: биотоки вашего мозга оказались наиболее рельефными. Для удачи эксперимента необходима полная изоляция системы «мозг — механизм» от земных воздействий. Поэтому эксперимент переносится в космос, на транснептуновую орбиту. Мы вас врастим в механизм и забросим на трассу. Ну, конечно, кожу вам придётся немного попортить… — шеф деланно засмеялся.
Я молча кивнул. Жуткие опыты с животными по сращиванию я наблюдал, да и проводил не один десяток раз, а такое зрелище, если его хоть раз увидишь, не забудешь до Страшного суда.
— Передатчики будут сообщать нам ежедневно информацию о том, как проходит опыт. Вы будете, разумеется, неподвижны внутри системы. Что касается питания, — оно будет искусственным. Вот, собственно, всё.
— А… сколько продлится опыт? — спросил я. В глубине души я, заранее согласившись, боялся, что шеф назовёт какую-нибудь мизерную цифру вроде трёх месяцев или полугода, я же мечтал хотя бы о двух годах. Тогда можно было бы не только расплатиться со всеми долгами, но и положить приличную сумму на текущий счёт. Больше двух лет, как я знал, продолжать эксперимент по сращиванию опасно. В одном из опытов, длившихся три года, собака так срослась с киберсистемой, что поистине невозможно было разобрать, где кончается собака и начинается система. Когда биологи всё же попытались отделить собаку, поднялся такой страшный визг и лай, что в конце-концов начальник сектора распорядился отправить всю систему в умертвитель.
Всё это вихрем пронеслось у меня в голове.
— Я согласен на максимальный срок… — начал я.
— Опыт продлится сорок лет, — перебил шеф.
— Сорок лет, — повторил я машинально, не вникая в страшный смысл слов.
— Компанию интересует проблема эволюции системы, разъяснил шеф.
Воцарилось молчание.
— Что касается денег, то ваша… гм, — в этом месте шеф запнулся, — ваша жена будет получать их полностью и регулярно, независимо от исхода эксперимента.
Последний довод оказался решающим.
— Согласен, сказал я, — пишите контракт.
— Тогда ступайте готовиться к опыту, — в голосе шефа чувствовалось облегчение. — Запуск планируется через три недели.
И я зажил чудовищно странной жизнью. Казалось, я всё время висел неподвижно в центре сферы, на чёрной поверхности которой холодно горели созвездия. О движении можно было судить лишь по тому, как созвездия медленно меняют свой рисунок.
Временами пронзительная боль обжигала меня. Это означало, что в систему ударил случайный микрометеорит. Но такое бывало редко. Первые месяцы меня мучила такая тоска, что порой я мечтал, чтобы в меня ударил метеорит, только покрупнее, и разом прекратил моё существование. Я долго думал о самоубийстве, но покончить с собой не мог: ведь я не мог пошевелиться, не мог даже объявить голодовку — питание осуществлялось автоматически, с помощью питательных растворов, которые впрыскивались в вены и омывали ткани и полушария мозга.
